В феврале 1558 года двадцатитысячное крымско-татарское войско, во главе с калгой, прошлось по Брацлавскому воеводству, Волыни и Подолии, захватив там, ни много не мало, сорок тысяч пленников. Иван Грозный, прервав отношения с Крымом, послал грамоту и послов польскому королю Сигизмунду II Августу. Послы предложили полякам вечный мир и союз против Крымского ханства, а также сообщили, что собрано большое московское войско во главе с Д. Вишневецким для похода на Крым. Согласно царским инструкциям послы тактично не поднимали вопрос о том, какие разорения чинят литовцы проезжим московским купцам и порубежным московским землям, но напоминали, что московские ратники «стоят… на Днепре, берегут христианство от татар, и от этого их стоянья их на Днепре не одним нашим людям оборона, но и
Однако польский король хотел войны с Москвой, а не с Крымом. Сигизмунд II Август отверг договор с царем Иваном IV и возобновил союз с Крымом, направленный против Москвы. Стало ясно, что для польского короля борьба против москалей гораздо важнее, чем защита подданных от татарского аркана. И это было одним из важных факторов при отказе Ивана IV от борьбы за покорение Крыма.
Договор 1568 между Польшей и Турцией последовал за чередой крымских набегов 1566–1568, которые польский король также простил со всем великодушием. Других врагов, кроме Москвы, польский король иметь не желал.
В 1569, в результате Люблинской унии, те русские земли, которые находились в составе Литвы были переданы польской короне – Волынь, Подлясье, Гродненщина Киевщина, остаток Подолии, чернигово-северские земли. Как пишет С. М. Соловьев: «Соединение последовало явно в ущерб Литве, которая должна была уступить Польше Подляхию, Волынь и княжество Киевское».
Фактически это было аншлюссом западно-русских земель, со всеми неотвратимыми следствиями не только для экономического положения западнорусского (литовского) общества, но и западнорусской церкви и культуры, которые таким образом жестко отрывались от остального русского мира, от влияния Москвы.
Своего рода «вершиной» польско-турецко-крымской «дружбы» будет восшествие на католический престол Стефана Батория, турецкого ставленника из османской Трансильвании. Новый король начнет свое правление с казни казацкого рыцаря Ивана Подковы, сильно насолившего туркам. Достаточно симптоматично, что при власти турецкого ставленника, в Польше на полный ход пойдет католическая реакция. Баторий станет покровительствовать иезуитам, а иезуиты, получившие громадные имения, поддержат теорию шляхетской «золотой вольности» (zlota wolnosc). Получив карт-бланш от короля и шляхты, иезуиты будут захватывать университеты, сжигать неугодные книги, уничтожать религиозных врагов, раздувать антисемитизм и захватывать православные церкви, затем начнется настоящий крестовый поход на западнорусское православие, которое приведут под конвоем к унии с католичеством в 1596.
В свете этого остается спросить, такими ли уж враждебными были, на самом деле, отношения Ватикана и Стамбула, по крайней мере в Восточной Европе?
Польская экспансия на Восток, диктуемая политическими и экономическими интересами элиты, одевается в блестящие идеологические одежды борьбы с «московским деспотизмом».
Польша внесла львиную долю в распространение агитационного материала, распространяемого по всей Европе и направленного на разжигание ненависти к «московитам».
Польские публицисты позиционировали Польшу как защитницу цивилизованного Запада от московских варваров. Все западнорусские земли, которые Польша присвоила в ходе своей восточной экспансии, определялись уже как земли исконно польские. Любые мерзости и зверства, которые Польша творила во время войн против Москвы, объяснились варварством московитов (элегантные образчики таких объяснений мы найдем у Гейденштейна). Все контратаки Москвы на Польшу зачислялись в разряд варварских нашествий. Ненависть к Москве приобретала отчетливо антропологический расистский характер – жители московского государства объявлялись не славянами и не русскими, а потомками сарматов, монголов и финнов. Право называться «русскими» было предоставлено только послушным подданным польского короля. С напористостью упыря-оборотня польская власть претендовала даже на сам этноним «русский». Польско-литовский король самодовольно именовал себя князем русским, а его подданым предписывалось называть всех русских, живущих к востоку от Польши и Литвы, только москалями, московитами, москвой, как угодно, лишь бы не русскими.
Удивительное – рядом. Практически все русофобские мифы, созданные польскими шляхетскими идеологами и публицистами в середине XVI века благополучно прожили несколько веков и имеют широкое хождение и сегодня. Более того, укладываясь в расистскую концепцию западного культурного круга, нынче они поддержаны всей мощью западной информационной машины, у которой так много филиалов и в нашей стране.