Война и мир Ивана Грозного

Курбский упоминает о страшных разорения, причиненных казанцами и крымцами в начале 1540-х: «В годы его (Ивана) юности, с помощью многочисленных нашествий варваров — то крымского хана, то ногайских, то есть заволжских, татар, и в особенности и страшнее всего казанского царя, сильного и мощного мучителя христиан… всеми ими устроил господь несказанное кровопролитие и нашествие, так что на восемнадцать миль от Москвы все стало пусто. Вся Рязанская земля до самой Оки опустошена была крымским ханом и ногаями».

Однако силен лукавством и брехливостью князь Андрей Михайлович Курбский, не побрезговал выставить ребенка 10–11 лет причиной господнего гнева и даже не постеснялся написать, что «угождатели с молодым царем безжалостно опустошали и подвергали отечество бедствиям войны». Это какие «угождатели с молодым царем», не Шуйские ли?

Среди прочих обвинений в адрес малолетнего «тирана», вышедших из-под пера Курбского, мы читаем, что начал уже Иван «и людей бросать» (с высоты), что скакал по московским улицам, избивая и грабя встречных и поперечных. Доверия этим словам мало, учитывая общий обвинительный настрой «гражданина прокурора». Куда бы тащил злодей-тинейджер награбленное на улицах (бабьи платки, горшки, пряники)? В Кремль, что ли? Складывал бы горшки и ухваты в Грановитой Палате? «Если признать верность показаний Курбского», — дает «отмазку» С. М. Соловьев. А другие историки, вроде писателя-сентименталиста Карамзина, обходятся и без этого. Курбский пишет, что в это время злокозненному юнцу было «лет пятнадцать и больше». Н. М. Карамзин и прочие сентименталисты даже не замечают этого очевидного вранья. Однако Курбский, после описания детско-юношеских жестокостей Ивана, приступает к рассказу о заговоре против Бельских. А это было самое начало 1543 г., когда, на самом деле, великому князю не исполнилось и двенадцати. Впрочем, обо всем по порядку…

После смерти Василия Васильевича Шуйского за дело берется его брат Иван Васильевич. Он свергает митрополита Даниила, связанного с Бельскими, и ставит на его место Иоасафа Скрыпицына. Однако и Иоасаф вскоре переходит на сторону Бельских и через посредство юного великого князя добивается освобождения Ивана Бельского и Владимира Старицкого.

Шуйские начинают готовить новый заговор против Бельских, но в это время резко ухудшается ситуация на казанской границе.

Иван Шуйский направляется с войском на «казанскую украйну», в город Владимир, который был фактически порубежной крепостью. Туда же идут касимовский хан Шиг-Алей и костромские воеводы.

Еще не отражены казанцы, а снова закручивается механизм заговора против князей Бельских и митрополита Иоасафа. Помимо Шуйских в заговоре участвуют князья Михайло и Иван Кубенские, Иван Большой Шереметев, князь Димитрий Палецкий, казначей Иван Третьяков, большое количество княжат, дворян и детей боярских, а также Новгород.

Как считает Соловьев, новгородцы участвовали в заговоре «всем городом», оттого что один из Шуйских был последним воеводой самостоятельного Новгорода, и впредь они «останутся навсегда преданы этой фамилии». Схожего мнения придерживается и исследователь боярства Е. А. Белов. Новгороду князья Шуйские запомнились тем, что в конце XV века защищали местное боярство от Москвы. И надо полагать, что у новгородской торгово-боярской знати сохранялся интерес к обособлению от России; это определялось их многовековой компрадорской ролью в ганзейской торговой империи — в результате возвышения Шуйских они могли добиться большей самостоятельности.

Возвышающиеся Шуйские вряд ли имели целью только разгром клана Бельских. Те, по своему происхождению от Гедиминовичей, не могли претендовать на русский престол. А вот генеалогия князей Шуйских давала им законное право на оспаривание прав потомства Калиты на престол. Шуйские происходили от старшей ветви потомства Александра Невского, династия Калиты, к которой принадлежал Иван IV — от младшей. Как пишет Е. А. Белов: «Все княжата и все бояре XVI века, сплотившиеся около Шуйских в борьбе с Грозным, могли считать себя по чистой совести легитимистами; между Шуйскими и домом Калиты в XVI веке существовали до некоторой степени такие же отношения, какие во Франции в XIX веке существовали между Бурбонами и Орлеанами… С той же точки зрения на Шуйских, как на старейших князей русской земли, смотрели и новгородцы, которые сверх того имели традиционные связи с потомством великого князя Андрея Александровича». Речь идет о князе Андрее Городецком, славном предке Шуйских, который вместе с Федором Черным, предком Курбских, навел в 1293 г. татарскую грозу на Русь.