Протокол допроса от 23 сентября 1937 г. Р–ной Натальи Павловны, до революции — с 1907 года батрачки, после революции — рабочей, — неграмотной47:
«В госпитале я работала около 4 месяцев зимой 1936—37 года.
В период процесса и суда над контрреволюционерами троцкистами в госпитале на излечении находились Тухачевский Николай или Михаил точно имени не помню…48 В тот день, когда в газетах было опубликовано сообщение о приведении смертного приговора над контрреволюционерами–троцкистами в исполнение, я зашла в 30 палату там был Овсянников и Тухачевский. Они меня не заметили.
Тухачевский говорил Овсянникову: «Вот видишь, их расстреляли, я говорил, что надо давно было убрать… здесь Тухачевский нецензурно обругал товарища Сталина, тогда бы мы в 24 часа переизбрали все правительство»… Услышав их слова я спросила: «А кто же у власти–то будет?» У власти то будут люди, найдутся, были бы…
сказал Тухачевский… Он здесь же хвалил Пятакова, и он тоже хороший заслуженный человек, его надо бы оставить в живых… Тухачевский говорил, что все… расстрелянные троцкисты — хорошие ребята, но вот теперь расстреляны, а ведь все боролись за Советскую власть и много сделали для нашей страны… Об этом факте и разговорах я больше ни с кем не говорила, так как боялась, что меня будут таскать. Летом об это я рассказала члену партии, пом. директора Центральной Терапевтической Научно–Методической клиники тов. С–ву, который мне обещал передать об этом в НКВД»49.
Двадцать лет спустя гражданке Р–ной вновь пришлось побывать на Лубянке.
Протокол допроса Р–ной Натальи Павловны.
Допрос начат 7 апреля 1956.
«…Я, как няня и подавальщица, обслуживала его и других больных.
Помню, что Тухачевский был очень вежливый и внимательный ко всем сотрудникам госпиталя.
Вопрос. О чем вас допрашивали в НКВД о Тухачевском?
Ответ. Прежде чем ответить на этот вопрос, я хочу рассказать следующее: После того, как я уволилась с работы в Центральном военном госпитале и устроилась на работу в гражданскую клинику, находившуюся на ул. Метростроевской, 19, меня вызвал к себе председатель месткома клиники, фамилию его не помню. Это было (л. 77) в том же 1937 году, но в каком месяце, не помню. В кабинете, кроме председателя месткома, находился один военный из НКВД. Военный стал меня спрашивать, работала ли я в военном госпитале и знаю ли Тухачевского. Я ответила… Через несколько дней меня взывали в НКВД на Лубянку… Несколькими днями позже за мной на квартиру приехал на автомашине военный и пригласил меня с собой… В машине он мне сказал, что мы едем в Бутырскую тюрьму, где увидим Тухачевского. Я очень испугалась и стала говорить, что ничего о нем не знаю. Тогда Скворцов стал успокаивать меня и заявлять, что Тухачевский — подлец, за его плечами очень много грязи, что он хотел отравить консервами армию »50.
Реалистичность обвинения блистательна.
«…Через несколько дней Скворцов снова заехал за мной и опять повез в Бутырскую тюрьму. В машине Скворцов сказал, что мы едем на очную ставку с Тухачевским. Я стала заверять Скворцова, что ничего не знаю о Тухачевском, и очень волновалась.
Скворцов успокаивал меня и говорил, что мне нужно сказать всего два слова и стал объяснять что я должна говорить на очной ставке.
При этом он повторил какое–то непонятное мне слово: «тиристичиски». Я говорила Скворцову, что не запомню этого слова и просила его сказать это за меня, но Скворцов настаивал, чтобы я сказала сама. В Бутырской тюрьме со мной случилось плохо. Тухачевского
мне видеть в тот раз не пришлось, так как было сообщено, что он — болен»51.
Неграмотной санитарке, ставшей главным свидетелем обвинения против Н. Н. Тухачевского задали невыполнимую задачу: слово «террористический» — не для ее интеллекта.
И в 1956–м она страшно запугана, так же, как в 1937–м.
«Я ничего о нем не показывала, говорил Скворцов, а Тухачевский, как я помню, все время повторял: «категорически отрицаю».
После второй очной ставки, в связи с нервным заболеванием я слегла в больницу, где пробыла около месяца.
Вопрос. Вам зачитываются ваши показания на допросе 23 сентября 1937 года, из которых видно, что Тухачевский в вашем присутствии говорил в госпитале о необходимости убрать Сталина и переизбрании Правительства. Эти же показания, как видно из протокола от 27 октября 1937 года, вы подтвердили на очной ставке с Тухачевским. Подтверждаете их сейчас?
Ответ. Мои показания на допросе 23 сентября 1937 года и на очной ставке с Тухачевским 27 октября 1937 года мне прочитаны.
Какой–то разговор о Сталине и о Правительстве был в госпитале между Тухачевским и другими больными, но содержание этого разговора я сейчас совершенно не помню и не могу объяснить, правильно ли были (л. 78 об.) записаны ранее мои показания или нет. Я даже не помню, чтобы мне зачитывали мои показания на допросах в 1937 году, хотя вижу, что подписи на протоколах стоят мои».
«Вопрос. Как выглядел Тухачевский во время ваших очных ставок с ним в Бутырской тюрьме?