Штурм крепости был назначен на 8 марта — в день открытия X съезда РКП(б). Руководство партии понимало необходимость уступок, в том числе замены продразверстки продналогом, разрешения торговли — иначе страна впала бы в экономический коллапс. Накануне X съезда были подготовлены соответствующие документы. Но большевистское правительство посчитало необходимым «проучить» тех, кто решился открыто критиковать власть.
Расправа над кронштадтцами должна была показать, что экономические реформы ни при каких обстоятельствах не
затронут основ властной монополии, а любой протест против нее будет беспощадно караться. Кронштадт был для Ленина инструментом, с помощью которого он пытался придать безапелляционную убедительность требованиям устранить всякую внутрипартийную борьбу, обеспечить единство РКП(б) и соблюдение жесткой партийной дисциплины.
Именно феномен Кронштадта стал решающим аргументом в пользу «недопустимости какой бы то ни было фракционности» в партии и проекта резолюции «О единстве партии». Этот документ, подменивший единство одномыслием и, следовательно, диктатом, скреплен пролитой в Кронштадте кровью.
В докладе, открывавшем съезд, Ленин упомянул, что, возможно, к вечеру 8 марта придут новости из Кронштадта.
Прения должны были начаться под канонаду и завершиться под победный салют: советское руководство было уверено, что с «мятежниками» покончат одним ударом. Не сложилось.
Тухачевский рапортовал главкому С. С. Каменеву 8 марта, после первого, неудачного штурма, оправдываясь:
«Матросня обороняется и артиллерия их отвечает полностью.
Поэтому атака встречает серьезные затруднения… В общем артиллерия противника боеспособна, и для серьезного штурма нужно нас усилить бронепоездами с 10–дюймовыми орудиями, и нужна хорошая пехота… В связи с обстановкой буду действовать так: артогонь будет поддерживаться день и ночь, причем, чтобы внести разложение, придется стрелять по казармам в городе и по городу. Если только хлеб у них на исходе, это произведет хорошее впечатление»29.
Он умел производить «хорошее впечатление»… А хлеба в крепости действительно не было — с 8 марта гражданам вместо хлеба уже выдавали овес, да и его хватило лишь на неделю. Командарм резюмировал:
«Надо ускорить переброску частей и вывести всех матросов из Петрограда… В общем матросы в Кронштадте оказались более стойкими и организованными, чем об этом говорилось»30.
Неудача вызвала явное неудовольствие Троцкого.
И Глава РВС вызвал командарма–7 к прямому проводу.
«Троцкий. Михаил Николаевич, вы же гарантировали успех, а исход получился паршивый. Как это понимать?
Тухачевский. Товарищ предреввоенсовета, я гарантировал вам не успех, а говорил, что надеюсь на него…»31.
За сарказмом и интонационным нарушением субординации — растерянность. И еще большая ожесточенность стремления «покончить с матросней». Ситуация в войсках крепости была категорически неприемлемой для Тухачев ского, с юности воспитанного в духе беспрекословного подчинения приказам: «бунт», затеянный военными — моряками и солдатами, воспринимался им как преступление, нарушение присяги. Отказ красноармейцев наступать на мятежников трактовался как преступление вдвойне.
Понеся после первой попытки штурма большие потери, карательные войска отступили на исходные рубежи. Одна из основных причин этой неудачи крылась в настроениях красноармейцев, которых бросали на лед Финского залива для штурма крепости. Дело дошло до их прямого неповиновения.
В полосе наступления Южной группы отказался подчиниться приказу штурмовать крепость 561–й полк. На северном участке с большим трудом удалось заставить наступать отряд петроградских курсантов, считавшийся самой боеспособной частью войск Северной группы.
Красноармейцы отказывались идти на штурм Кронштадта, звучали призывы «бить коммунистов». Волнения в воинских частях усиливались.
В этих условиях большевики были вынуждены констатировать:
«В таком состоянии Красная Армия не может быть надежным оплотом Советской власти»32. Руководство страны боялось, что восстание перекинется на весь Балтийский флот. «Ненадежных» моряков отправляли подальше от Кронштадта — для прохождения службы в других акваториях страны. До 12 марта на Черное море было отправлено 6 эшелонов с моряками балтийских экипажей.
Ненадежные красноармейские части разоружались и отправлялись в тыл, а те, кого посчитали зачинщиками, расстреливались.
Особый отдел ВЧК отчитывался Троцкому:
«В настоящее время приходится лечить запущенную болезнь и лечить ее хирургическими приемами, так как для лечения органического нетуже времени», необходимо «создание временного особистского органа, который бы, будучи облечен полнотою власти, имел бы возможность заниматься исключительно работой в Балт-
флоте».
Существовавший в это время в Петрограде аппарат Особого отдела признавался «для данной критической и исключительной эпохи неудовлетворительным»33.