Война и мир Михаила Тухачевского

Эти бои на Юго–Западном фронте и стали боевым крещением выпускника московского Александровского военного училища, только что произведенного в подпоручики Михаила Тухачевского. Блестяще окончивший училище Тухачевский так и не успел приобщиться к светской офицерской жизни.

«Выпуск был произведен на три недели раньше нормального ввиду объявления мобилизации, а именно 12 июля 1914 г. Был произведен в офицеры и вышел в Семеновский полк, с которым сразу же и выступил на войну»16, — упоминал Тухачевский в автобиографической «Записке о жизни».

Перед отправкой на фронт он заехал домой. Сохранилось лирическое воспоминание об этом прощании:

«Михаил Николаевич держал себя непринужденно, утешал мать, даже острил и все поглядывал вдоль перрона, точно кого–то ждал. Поцеловав в последний раз мать, Тухачевский встал на подножку и смотрел куда–то вдаль. Поезд уже тронулся, когда со стороны вокзала появилась девушка. Михаил прыгнул на платформу, обнял девушку, поцеловал ей руку и, догнав поезд, на ходу вскочил на подножку»17.

Боевые действия начались для подпоручика Тухачевского роты Семеновского полка 1 августа 1914 года — сразу с ожесточенных боев. С 19 августа по 3 сентября полк принимал участие в Люблинской операции. Он проявил явное и вполне объяснимое стремление выделиться — стать первым.

Юношеская, безоглядная смелость, амбициозность, замеченная еще в училище, сочетались с холодным умом и умением на практике применять совсем недавно полученные теоретические знания. Несомненно, куража добавляло и ощущение ответственности перед предками — потомственными «семеновцами» дедом и прадедом. «Есть упоение в бою». В течение семи месяцев пребывания на фронте Тухачевский получил пять орденов — беспрецедентно, как по количеству, так и по качеству полученных наград.

Впервые о Тухачевском заговорили при взятии Семеновским полком города Кржешова. Так, князь Ф. КасаткинРостовский, служивший капитаном в Семеновском полку, вспоминал:

«Второй батальон, в б–й роте которого находился Тухачевский, сделав большой обход, неожиданно появился с правого фланга австрийцев, ведущих с остальными нашими батальонами фронтальный бой. И принудил их поспешно отступить. Обход был сделан так глубоко и незаметно, что австрийцы растерялись и так поспешно отошли на другой берег реки Сан, что не успели взорвать приготовленный к взрыву деревянный высоководный мост через реку. По этому горящему мосту, преследуя убегающего неприятеля, вбежала на другой берег б–я рота со своим ротным командиром капитаном Веселаго и Тухачевским. Мост затушили, перерезали провода, подошли другие роты, переправа была закреплена, причем были взяты трофеи и пленные»18.

Горящий мост, успешная атака — настоящее «боевое крещение», вдохновляюще красивый фронтовой дебют.

Подробно описал этот бой и другой однополчанин подпоручика Тухачевского — полковник Зайцов, русский военный историк–эмигрант.

«Взять в лоб Кржешовский тет–де–пон, однако, несмотря на потери и доблестное фронтальное наступление наших батальонов, было нам не по силам. Слава Кржешовского боя, разделенная всеми его участниками, все же в особенности принадлежит нашему 2–му батальону, командир которого полковник Вешняков решил, по собственному почину, обойти Кржешовский тет–де–пон и атаковать его с юго–востока, прорываясь вдоль Сана к переправе.

Командир 6–й роты капитан Веселаго, во главе своей роты, бросился на горящий мост и, перейдя по нему р. Сан, овладел переправой.

Кржешов пал, и Семеновцы перешли через р. Сан, захватывая пленных, пулеметы и трофеи. Смелый почин нашего 2–го батальона и удар 6–й роты дали нам Кржешовский тет–де–пон и сломили фронт сопротивления австрийцев по Сану»19.

Результатом этой красивой тактической операции стало отступление 1–й австрийской армии к Кракову и далее в западную Галицию за реку Дунаец.

За Кржешовский бой командир роты капитан Веселаго получил Георгиевский крест, Тухачевский — Владимира 4 степени с мечами. О Тухачевском заговорили, но сам он своей первой наградой был недоволен, считая, что так же, как и Веселаго, заслужил Георгиевский крест.

Это недовольство явилось для Тухачевского лишь дополнительным стимулом, подстегивавшим его стремление к самоутверждению на поле боя.

«…Не могу сказать, чтобы он пользовался особенной симпатией товарищей. Первый боевой успех, конечно, вскружил ему голову, и это не могло не отразиться на его отношениях с другими. Его суждения часто делались слишком авторитетными. Чуждаясь веселья и шуток, он всегда был холоден и слишком серьезен, что совсем не было свойственно его возрасту, часто с апломбом рассуждая о военных операциях и предположениях. С товарищами был вежлив, но сух, и это особенно бросалось в глаза в нашем полку, где все жили одной дружной семьей. Строевой офицер он был хороший…» — такие воспоминания оставил князь Касаткин–Ростовский.