Война и мир. Первый вариант романа

— Господин граф, — сказал он удивленно глядящему на него и испуганно запахивающему свой халат Пьерy. — Несмотря на ваше совершенно законное удивление видеть меня, незнакомца, у вас, я должен был утрудить вас. И ежели вам угодно будет дать мне короткую аудиенцию, вы узнаете, в чем дело.

Пьер почему-то с невольным уважением вопросительно смотрел чрез очки на старика и молчал.

— Слышали ли вы, граф, про братство свободных каменщиков? — сказал старичок. — Я имею счастье принадлежать, и братья мои предписали мне прийти к вам. Вы меня не знаете, но мы знаем вас. Вы любите Бога, то есть истину, и любите добро, то есть ближнего, братьев своих, и вы в несчастии, унынии и горе. Вы в заблуждении, и мы пришли помочь вам, открыть вам глаза и вывести на путь, который ведет к вратам обновленного Эдема.

— Ах да, — с виновной улыбкой сказал Пьер. — Очень вам благодарен… я… — Пьер не знал, что ему сказать, но лицо и речи старичка успокоительно-приятно действовали на него.

Лицо старичка, оживившееся и принявшее оживленное выражение в то время, как он начал говорить о каменщичестве, опять стало холодно и сдержанно учтиво.

— Очень благодарен… но оставьте меня в покое, — сказал старичок, по-своему доканчивая фразу Пьерa. Он улыбнулся и вздохнул, своим твердым, полным жизни взглядом упорно глядя в растерянные глаза Пьера, и, странно, Пьер в этом взгляде почувствовал надежду на успокоение. Он чувствовал, что для этого старичка мир не был безобразною толпою, не освещенной светом истины, но, напротив, стройным величественным целым.

— Ах нет, совсем нет, — сказал Пьер. — Напротив, я только боюсь, насколько я слышал и читал о масонстве, что я очень далек от понимания его.

— Не бойтесь, брат мой. Бойтесь одного всемогущего Творца. Говорите прямо все свои мысли и сомнения, — сказал старичок спокойно и строго, опять покидая тон учтивости и входя в тон одушевления. — Никто один не может достигнуть до истины, только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений от праотца Адама и до нашего времени воздвигается храм Соломона, который должен быть достойным жилищем великого Бога. Ежели я знаю что-нибудь, ежели я дерзаю, сам ничтожный раб, приходить на помощь ближнему, то только оттого, что я есть составная часть великого целого, что я есмь звено невидимой цепи, начало которой пропадает в небесах.

— Да… я… да отчего же?… — сказал Пьер. — Я бы желал знать, в чем состоит истинное франкмасонство. Какая цель его? — спросил Пьер.

— Цель? Воздвижение храма Соломона — познание натуры. Любовь к Богу и любовь к ближнему. — Старичок замолчал с таким видом, что надо долго обдумывать сказанные слова. Они помолчали минуты две.

— Но это цель христианства, — сказал Пьер. Старичок не отвечал. — И какое же познание натуры? И какими путями вы дошли до того, чтобы достигать в мире осуществление вашей троякой цели — любви к Богу, к ближнему и к истине? Мне кажется, это невозможно.

Старичок кивал головой, как бы одобряя каждое слово Пьерa. На последних словах он остановил Пьерa, входившего в умственное, раздраженное одушевление.

— Разве ты не видишь в природе, что силы эти не пожирают одна другую, а сталкиваясь, производят гармонию и благость.

— Да, но… — начал Пьер.

— Да, но в мире нравственном, — перебил его старичок, — ты не видишь этой гармонии. Ты видишь, что элементы сходятся, чтобы произвести произрастание, произрастание служит для того, чтобы напитать животное, а животные без цели и следа пожирают одно другое. И человек, кажется тебе, губит вокруг себя все для удовлетворения своей похоти и под конец все не знает своей цели, к чему и зачем он живет.

Пьер все более и более чувствовал уважение к этому старичку, угадывавшему и высказывавшему его мысли.

— Живет, чтобы понять Бога, своего творца, — сказал старичок, опять молчанием подчеркивая свои слова.

— Я… вы не думайте, что это так из моды… я не верю… не то что не верю, а я не знаю Бога, — с сожалением и с усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость сказать всю правду и пугаясь, что он говорит.

Старичок улыбнулся, как улыбнулся бы богач, держащий в руке тысячи, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пять рублей и он чувствует, что невозможно достать их.

— Да, вы не знаете его, граф, — сказал старичок, переменяя тон и покойно усаживаясь и доставая табакерку. — Вы не знаете его, оттого вы и несчастны, оттого мир для вас есть груда развалин, валящихся и разрушающихся одни на другие.

— Да, да, — сказал Пьер тоном нищего, который подтверждает заявление богача о его бедности.