Китайские чиновники, допущенные к отправлению должностей, происходили в основном из помещичьей среды. Экзаменационная система, с помощью которой производилось выдвижение чиновников, была до крайности коррумпированной, ученые степени получали благодаря протекции и взяткам; некоторые ученые титулы официально продавались и могли быть приобретены только состоятельными людьми. По данным, относящимся к 1748 г., 28% вновь назначенных чиновников не сдавали экзаменов, а приобрели степень за деньги[2569]
. Лица, сдавшие экзамены или купившие титул составляли сословие шэньши и пользовались различными привилегиями. Верность китайских чиновников обеспечивалась их огромными доходами: чиновникам было разрешено собирать в свою пользу дополнительные налоги[2570]. Благодаря этим дополнительным сборам доход чиновника низшего ранга составлял около 5 тыс. лян[2571], т. е. был равен доходу примерно ста крестьянских хозяйств. Это положение резко контрастировало с порядками времен Чжу Юаньчжана, когда доходы низших чиновников ненамного превосходили доходы крестьян. Политика завоевателей привела к формированию паразитической чиновничьей касты, верно служившей маньчжурам; стать чиновником и получать огромные доходы стало заветной мечтой многих образованных китайцев. Чиновничьих должностей было намного меньше, чем претендовавших на них шэньши; в конце XVIII в. их было лишь 27 тыс., а количество шэньши исчислялось сотнями тысяч[2572]. Большинство шэньши, не получив постов, жили в своих поместьях, служили секретарями у чиновников, работали учителями в общинных школах, возглавляли общественные работы, руководили местными отрядами самообороны. Многие шэньши служили «наставниками» в системе «сельских собеседований»: каждые две недели «наставники» собирали крестьян для проведения «воспитательных бесед», разъясняли постановления властей, обсуждали местные события, давали оценку «хорошим» и «плохим» поступкам сельчан (и регистрировали эти поступки)[2573]. Жизнь крестьян до мелочей регламентировалась системой стодворок и десятидворок, без разрешения старосты крестьянин не мог забить свинью или поехать на рынок[2574].Маньчжуры заняли для поселения земли в столичной провинции; эти земли считались государственными и составляли примерно десятую часть всей пашни[2576]
. В остальных областях деревня оставалась во власти поддерживавших Цин помещиков, хотя число их заметно уменьшилось: многие погибли во время войн и восстаний. Повсюду царила разруха, поля лежали пустыми, по дорогам бродили толпы беженцев. Многие беженцы, чтобы как-то прокормиться, шли в кабалу к маньчжурам и селились на их землях в качестве немногим отличавшихся от рабов наследственных арендаторов, тоу-чунженей[2577]. Маньчжурские императоры, пытаясь навести порядок, из года в год оглашали декреты о расселении беженцев; им давали семена, быков и на шесть лет освобождали от налогов[2578]. «В первые годы династии император направил цензоров для инспекции земельных угодий... отмены жестоких поборов династии Мин и запрещения избыточных требований корыстных чиновников, – утверждает официальная хроника. – Было проведено новое обследование урожайности земель и установлен соответствующий земельный налог... Политика была такая, чтобы крестьяне были накормлены и одеты...»[2579]. По сравнению с концом эпохи Мин налоги были уменьшены и составляли в среднем 1 доу зерна и 1/10 ляна серебра с 1 му Помимо поземельного налога существовал еще подушный налог, с 1723 г. он взимался в качестве 10–20-процентной надбавки к поземельному налогу. После реформы 1723 г. для каждого участка земли была определена фиксированная ставка налога, которая в дальнейшем уже не менялась[2580]. В целом официальные налоги составляли примерно 1/10 часть урожая, но были еще дополнительные сборы в пользу местных чиновников; в 1753 г. эта надбавка составляла примерно 20% к официальным налогам[2581].