Война или мир

Возможно, этим и объясняется их миролюбие. Иначе что мешало бы им просто нейтрализовать нашу военную силу, лишив нас флота и авиации? Но они не наносят удар! Предполагаете, из-за ограниченной пропускной способности Двери, или больших затрат на переброс? А какой суммарный вес и размеры даже у ста Бомб подобных шанхайской — думаю, меньше, чем у одной «моржихи»?

Как Верховный Главнокомандующий, я категорически запрещаю любое участие Вооруженных сил США в охоте на банду Ли Юншена! Это не значит, что мы оставим преступление безнаказанным — при первой возможности потребуем крови виновных, и я это обещаю. Но сейчас — нельзя! Если мы не хотим, чтобы и здесь в Белом Доме появился такой же «контролер».

Шанхай. Генерал Дуглас Макартур, командующий Вооруженными Силами США на Дальнем Востоке. Вечер 19 сентября 1950.

— Скажите, майор, вы прежде бухгалтером не работали? Так скрупулезно все подсчитать. И с кого, по-вашему, мы должны требовать возмещения — с этой макаки Мо на небесах?

— Но, сэр, кто-то ведь должен заплатить? Эти чертовы дикари, которых мы по какому-то недоразумению называем союзниками, разграбили нашу базу до основания! Украли даже колючую проволоку с периметра! А также обломки построек, железные листы — разве что бетонные плиты с взлетной полосы растащить не сумели! Одна польза — что мародеры подорвали собой все русские минные ловушки — макаки продолжали грабеж, даже когда рядом в клочья рвало их товарищей! Морским пехотинцам из нашей охраны пришлось стрелять, и не только в воздух, чтобы разогнать это стадо крыс. Ущерб запротоколирован, все сфотографировано, сосчитано до последнего цента. А уж с кого взыскать — найдется!

— Да, майор, ваше бы рвение в иных условиях… Но не сейчас — там принято решение, что это именно русские, по бедности, прибрали к рукам нашу собственность. Ведь общеизвестно, что в нищей России сейчас даже колючей проволоки не хватает. А впрочем, оставьте, пригодится — вы правы, любой счет когда-нибудь кому-нибудь обязательно будет предъявлен! Что по второму вопросу?

— Сэр… это ужасно. Я даже не знаю, как сказать.

— С самого начала, черт побери! Свидетели «русских зверств»?

— Шестнадцать голов, сэр! Я всех привез, и разместил пока под арестом, чтоб не болтали. Мог больше — но эти обезьяны просили по двести долларов за показания! Я подумал — а свидетели обязательно должны что-то видеть? Может, проще их здесь, в Шанхае навербовать? Их показания уже написаны, в общих чертах — надо лишь придать индивидуальность, и перевести. Большинство свидетелей по-английски не говорит — наверное, проще будет найти кого поумнее и цивилизованнее?

— Умных не надо — черт знает, что им в голову придет. Достаточно, если просто повторят заученное. Посмотрим, что вы тут написали, о русских жестокостях… Ну это ничего, и это подойдет… А это что такое? «Тела американцев были страшно изуродованы — выколоты глаза, отрезаны нос и уши, язык вырезан и выложен на лбу в форме рогов — даже индейцы не были так жестоки». Откуда по-вашему неграмотный китайский крестьянин или солдат мог знать про индейцев? Вы сами это сочиняли?

— Нет сэр! Я позволил себе привлечь в помощь одного парня, с литературным слогом. Его зовут Мойша Гарцберг, он живет здесь, в Шанхае, работает в какой-то газетенке, а также оказывает разные деликатные услуги нашей Конторе — там мне его и рекомендовали.

— Надеюсь, его предупредили не болтать лишнего?

— Он сам это прекрасно понимает, сэр! Что если он лишь взглянет не в ту сторону — никто и не вспомнит, что такой когда-то жил.

— Ладно. Значит, все запротоколировать, как показания этих шестнадцати… Хотя можно и еще найти. Дату снятия показаний — не проставлять! Вы знаете, что там принято решение, пока русского медведя не дразнить? Но всему свое время — предъявим когда-нибудь и это. Ну а пока — озадачьте этого вашего Гарцева. Чтобы он написал что-то возвышенно-геройское про генерала Мо, истинного друга Америки, отдавшего жизнь за китайскую демократию. И скажите, что если этот опус перепечатают газеты Штатов — то персонально он станет звездой, «китайским Хемингуэем», пусть лишь дальше пишет в том же духе. Имя только неблагозвучное — пусть будет, Майкл Горцмен, певец свободы, равенства и братства, и попутно, разоблачитель грязных русских делишек. В конце концов, он даже не американский гражданин, мы за него не отвечаем. Только назначьте кого-нибудь редактировать его перлы, до того как выпускать!