Ну и конечно, то, о чем деликатно промолчал Рудински и не знал Эрхард – у Германии не было разведки, даже теоретически способной провести подобную операцию. В бывшем абвере русские провели реорганизацию, поставив на все ключевые посты своих офицеров немецкого происхождения, не из ГРУ, а из войсковой разведки, и немецких коммунистов, из числа прошедших соответствующую подготовку и получивших опыт – скрепя сердце фельдмаршал молча признавал, что в столь деликатной сфере руководить могут только люди, пользующиеся полным доверием «старшего брата». Сходная ситуация была и в 1С, второй армейской спецслужбе Германии, ответственной за разведку и контрразведку в прифронтовой зоне (аналог русского СМЕРШ) – руководитель отдела ОКХ «Иностранные армии – Восток» генерал-майор Гелен ушел к американцам, его примеру последовали те из его подчиненных, кто имел основания опасаться обвинений в военных преступлениях на Остфронте. Большинство войсковых разведчиков и контрразведчиков перешло в Фольсармее, они как-никак были германскими офицерами – но, во-первых, 1С также находилась под неусыпным контролем русских, всюду расставивших своих людей, во-вторых, операции такого уровня точно не были ее специальностью. Разведывательный отдел кригсмарине, прежде считавшийся самым «пробританским» из всех спецслужб Рейха, был капитально вычищен еще при фюрере, после бойни в Арктике и обоснованных подозрений в измене[12]
, оставшиеся меньше всего желали попасть под топор новых репрессий. Разведотдел люфтваффе, перешедший в Фольксармее почти в полном составе, специализировался в основном на аэрофотографировании и истолковании снимков, также находился под русским контролем и не имел в СССР никакой агентуры, за исключением военно-воздушного атташе при посольстве ГДР в Москве. Еще был «силовой компонент», два полка и семь отдельных батальонов спецназначения, по примеру русского осназа обученные работе во вражеском тылу и контрпартизанским действиям – десантники, диверсанты, егеря, в мирное время подчиненные даже не армии, а Штази, но помышлять о каких-то силовых акциях против СССР мог бы лишь сумасшедший, вроде того, кто был повешен в Штутгарте после процесса три года назад.В результате беседы герру Эрхарду, несомненно выражавшему не свой личный интерес к этой проблеме, но живую любознательность влиятельных германских промышленников, вежливо дали понять, что нарушать существующий порядок не стоит. Выйдет себе дороже – тем более что русские добросовестно выполняли свои обязательства, и в части информирования союзников в том числе. Или, как сказал Рудински, достаточно общавшийся с советскими, «не буди зло, пока оно тихо».
Еще фельдмаршал вспомнил беседу, состоявшуюся 3 сентября, через неделю после американского атомного удара по Сианю. Командующий ГСВГ Черняховский представил ему прибывшего из СССР с инспекторской проверкой «генерал-лейтенанта Константинова» – не узнать первого заместителя министра обороны СССР маршала Рокоссовского, в обязанности которого входило командование союзными войсками в Западной Европе в случае начала войны, было трудно, но Красная Армия продолжала играть в любимые игры, маскируя таким образом своих военачальников. Ну да это их дело – каждый вправе обеспечивать секретность своими методами, лишь бы они были действенны. Главное было не в этом – маршал сообщил союзнику, что СССР планирует нанести ответный удар по одному из американских объектов на Дальнем Востоке ядерным боеприпасом мощностью в 500 килотонн, находящимся на принципиально не перехватываемом современной ПВО США носителе. Фельдмаршал был информирован о наличии в СССР ядерных боеприпасов мощностью от 20 до 50 килотонн; более того, однажды он даже присутствовал на испытаниях в Казахстане, но о наличии термоядерного оружия дорогие союзники «позабыли» сообщить, или же, если учесть «качественно новый носитель», слухи, сообщенные герром Эрхардом, были верны. И оставалось только пожалеть американцев – если бы фельдмаршал умел жалеть врагов.
Вернувшись в своих раздумьях к скучной, но жизненно необходимой экономике, Роммель констатировал наличие резкого контраста между положением дел в германских финансах и ситуацией, сложившейся в финансах Франции. «Займ освобождения»[13]
, затем бесконечные американские кредиты помогли удержать экономику на плаву, но и только. Все деньги тратились на закупку американских же товаров вместо развития собственного производства, бросание разовых подачек бастовавшим рабочим, лишавшихся работы частично или полностью из-за американского импорта, и колониальные войны. В итоге постоянный экономико-социальный кризис стал обыденной жизнью лягушатников. Фельдмаршал Роммель не был экономистом – но, как истинный немец, считал, что жить надо своим трудом, а не существовать от подачки до подачки.