Война или военная преступность. Сборник публикаций

Мое решение активно заняться этими вопросами лишь в малой степени стало просто результатом моего исторического образования. Я всегда обдумываю интересные проекты, над которыми хочу работать в дальнейшем. Еще только приступая к написанию работы об украинских националистах и Холокосте, я думал над тем, что буду делать после этого. О работе над темой Холокоста в Украине я думал еще в середине 1990-х гг., после того, как закончил три монографии по истории Галиции в XIX в., но вместо этого я начал работать над книгой о Страшном суде в украинской культуре. Отказавшись от темы Холокоста в середине 1990-х гг., я думал, что она несложная и не особо важная (с тех пор мои взгляды, конечно, изменились). Но раз уж тема была выбрана, она проходила через обычные дисциплинарные процедуры, которые включают в себя исследование первоисточников и переосмысление фактов и концепций с учетом существующих исследований. В украинском контексте меня поразило то, с чем я никогда не сталкивался раньше в своей профессиональной карьере, а именно огромная пропасть между тем, что сообщали мне источники, и господствующими мнениями. Я был также поражен полным отсутствием публикаций по данной теме в рамках украинских исследований. По ходу работы я все больше и больше убеждался в том, что настал момент, когда ревизионистский подход становится не только приемлемым, но и обязательным.

В процессе работы я публиковал отрывки из своего исследования и вскоре стал объектом критики и даже шельмования. Обескураженный, я вновь и вновь возвращался все к той же основной идее: правда представляет ценность сама по себе. Независимо от того, во что мы хотели бы верить в отношении того или иного предмета, мы обязаны раскрывать правду. Я мог бы сформулировать этот пункт и по-другому. Возможно, следуя Пьеру Нора и Тони Джадту, я мог бы написать о том, как история оказывается важным «противоядием» для памяти. Но я буду придерживаться идеи стремления к правде. В ходе всех дискуссий, в которых я участвовал, я не переставал удивляться тому, как мало людей в этом заинтересованы. Мои аргументы отвергаются с ходу, без серьезного и честного оспаривания их самих или источников, на которые они опираются. И в спорах мои оппоненты, как мне кажется, стремятся скорее защитить определенную позицию, нежели выяснить, что происходило на самом деле, как это должны были бы делать историки. Когда в 2008 г. я всерьез занялся этим проектом, я даже и понятия не имел о действиях боевиков ОУН летом 1941 г.; я сомневался в том, что УПА убивала евреев, или думал, что она делала это лишь в исключительных случаях[7]. Делая свои открытия, я испытывал весьма противоречивые чувства. Конечно, с одной стороны, мне не нравилось то, что я узнавал. С другой стороны, я испытывал удовлетворение, которое испытывает профессиональный историк при решении сложной проблемы.