Война Калибана

— Да, — отозвался он, — идем.

Жилье Амоса оказалось даже меньше каюты на «Росинанте»: две маленькие спальни, общая комната шириной с половину корабельного камбуза и еще ванная с выдвижными раковиной и туалетом в душевой кабинке. Амос, будь он здесь, занял бы все свободное место.

Но великан-механик, посмотрев, как устроился Пракс, наскоро сполоснулся под душем и удалился по широким, богатым коридорам станции. Здесь повсюду зеленели растения — правда, большей частью декоративные. Изгибы палуб были почти незаметны, и Пракс легко мог бы представить, что вернулся на Ганимед, что до его «норы» всего пара остановок на «трубе». И что дома его ждет Мэй. Дождавшись, пока закроется дверь номера, ботаник достал ручной терминал и включился в местную сеть.

От «Персис-Строкса» ответа не пришло, но Пракс и не ждал его так скоро. Пока главной проблемой были деньги. В одиночку ему не оплатить поисков.

Значит, нужна Никола.

Пракс поставил терминал, направив глазок камеры на себя. На экране показался тощий изможденный мужчина. Он высох за эти несколько недель и не успел еще восстановиться. Может, и никогда не восстановится. Может, эти запавшие щеки на экране — навсегда он сам. Пусть так. Пракс включил запись.

— Привет, Ники, — заговорил он. — Хотел сообщить, что со мной все благополучно. Я добрался до станции Тихо, но Мэй со мной нет. Я обратился в агентство. Отдам им все, что у меня есть. Кажется, они действительно способны помочь, но это дорого. Это может оказаться очень дорого. А она, не исключено, уже погибла.

Дыхание перехватило, но он продолжил:

— Она, не исключено, уже погибла, но я должен попытаться. Знаю, что у тебя сейчас не лучшее положение с финансами. Знаю, что тебе надо заботиться о новом муже. Но если ты сможешь что-то уделить… не мне. Мне от тебя ничего не нужно. Это для Мэй. Для нее. Если ты сможешь ей что-то дать — это будет последний ее шанс.

Он снова помолчал, выбирая между «спасибо» и «хоть это ты могла бы сделать, черт тебя возьми». В конечном счете просто отключил запись и отослал текст.

При данном расположении станций задержка сигнала между Церерой и Тихо составляла пятнадцать минут. К тому же он не знал, какое сейчас время на Церере. Сообщение могло прийти среди ночи или в разгар рабочего дня. И может так статься, что Николе нечего будет ответить.

Все равно ему следовало попытаться. Он сможет заснуть, только если будет знать, что сделал все возможное.

Пракс записал и отослал сообщения своей матери, соседу по комнате в общежитии, выдвинувшемуся на солидный пост на станции Нептун, бывшему научному руководителю. С каждым разом рассказ давался легче. Подробности начали складываться, одно вытекало из другого. О протомолекуле Пракс не упоминал — боялся их напугать. К тому же его могли принять за сумасшедшего. Отправив последнее сообщение, он посидел молча. Теперь, когда у него появился полный доступ к связи, оставалось еще одно дело. Браться за него не хотелось.

Он включил запись.

— Басиа, это Праксидик. Я хотел тебе сообщить, что Като умер. Я видел его тело. Оно… кажется, он не страдал. И я подумал, что, окажись я на твоем месте, не знать… не знать было бы тяжелее. Мне жаль. Я только…

Он отключил запись, отослал ее и забрался на узкую кровать. Ожидал, что постель окажется жесткой и неудобной, но матрас обнял его, как гель амортизатора, и Пракс легко заснул. Он проснулся через четыре часа, словно кто-то у него в голове включил свет. Амос так и не вернулся, хотя по станционному времени была полночь. Не пришло и ответа от «Персис-Строкса», поэтому Пракс составил вежливый запрос — просто ради уверенности, что сообщение не затерялось, — но, перечитав его, стер. Долго стоял под душем, два раза вымыл волосы, побрился и сочинил новый запрос, не такой безумный.

Через десять минут загудел сигнал «новое сообщение». Умом он понимал, что это не ответ: его послание еще не достигло Луны. Открыв сообщение, он увидел Николу. За время разлуки ее личико-сердечко постарело и виски припорошило сединой. Но эта мягкая грустная улыбка снова делала ее двадцатилетней, словно он сидел с ней в парке, слушал Бхангру и смотрел, как лазер чертит на куполе живые картины. Он вспомнил, как любил ее.

— Я получила твое сообщение, — сказала Никола. — Мне… очень жаль, Праксидик. Жаль, что я так мало могу сделать. Здесь, на Церере, дела идут не слишком. Я поговорю с Табаном. Он зарабатывает больше меня и, если поймет, что случилось, тоже захочет помочь. Ради меня. Береги себя, старик. У тебя усталый вид.

Он увидел, как мать его дочери склонилась вперед, отключая запись. На иконке остался передаточный код на получение восьмидесяти реалов «ФьюженТек». Пракс посмотрел обменный курс и перевел векселя компании в доллары ООН. Почти недельное жалование. Мало, и близко не достаточно, но для нее и то — жертва.

Он снова открыл сообщение и нажал на паузу между двумя словами. Никола смотрела на него, чуть приоткрыв губы, за которыми слабо белели зубы. В глазах была грусть и искорки. Так долго он считал, что в этом радостном блеске глаз проявлялась ее душа! Он ошибался.