Война Хонор

По большому счету, ему трудно было не согласиться с желанием Густава обеспечить безопасность законных границ империи и Силезии. В отличие от Звездного Королевства Андерманская империя фактически граничила с Конфедерацией, и силезские пираты и каперы время от времени нарушали её границы. Ситуация, пусть и не столь уж сильно, усугублялась проникновением в Силезию дезертировавших военных кораблей, прежде входивших в состав Народного Флота. Ответственность за последние, в известном смысле, несла и Мантикора, поскольку их появление было следствием войны Звездного Королевства с Народной Республикой. Кроме того, при всех неприятностях, которые доставлял силезский бардак торговому флоту Звездного Королевства, непосредственной угрозы ни для территории, ни для подданных Королевства не возникало, и тот факт, что Мантикора так долго пыталась диктовать Империи линию поведения в Силезии, в итоге неизбежно привел к давним, укоренившимся антимантикорским настроениям таких старых вояк, как Штернхафен. Да и сам Рабенштранге не раз приходил в ярость при известии об очередном проявлении мантикорской бесцеремонности.

Однако стремиться к сатисфакции таким способом не стоило. Курс на постепенное наращивание давления на Мантикору герцог энергично отвергал. Не потому, что не соглашался с аналитиками, считавшими правительство Высокого Хребта феноменально мягкотелым, но потому, что опасался, что провокации могут привести к развязыванию настоящей войны, и считал, что было бы гораздо разумнее официально уведомить Звездное Королевство о намерении его величества отстаивать законные интересы Империи в сопредельном пространстве. Выступить открыто. Предоставить правительству Высокого Хребта сделать выбор, напомнив заодно, что Звездное Королевство в долгу перед Андерманской империей за «нейтральную» позицию, занятую во время войны Мантикоры с Народной Республикой. Ну а если в Звездном Королевстве по-прежнему будут отказываться уступить Империи причитающееся ей по праву — тогда уже решать вопрос в открытом военном противоборстве.

Однако у Густава имелись и другие советчики, сумевшие убедить императора в том, что постоянное давление не только заставит бесхребетного политика, каким является Высокий Хребет, отозвать свои силы из Силезии, но и наглядно продемонстрирует правительству Конфедерации, что сопротивляться Империи… неразумно. Причем если правительство его величества начнет угрожать, предъявит Мантикоре какие-то официальные требования, общественное мнение заставит Высокого Хребта ответить жестко. Запоздалое предложение тайной поддержки, переданное через посла Кайзерфеста государственным секретарем Республики Хевен Джанколой, сыграло на руку сторонникам политики нагнетания давления в Силезии, и аргументы Рабенштранге во внимание приняты не были. Хотя для него было очевидно, что подобная политика представляет собой плодороднейшую почву для недоразумений и опасных инцидентов.

И вот результат: инцидент, которого герцог опасался с самого начала, произошел. И теперь он, Рабенштранге, должен довести стратегию, против которой так долго возражал, до успешного завершения.

Что он и сделает. Согласен он с ней или нет, сейчас не имело значения. Но это не значило, что он готов очертя голову броситься в войну со Звездным Королевством, если сохраняется хоть малейшая возможность обойтись без этого.

Другое дело, что благодаря милейшему Штернхафену и безвременно усопшему Гортцу такой возможности у него может и не оказаться.

— Позвольте объяснить вам, граф фон Штернхафен, — сказал он наконец, — что, по меткому и выразительному мантикорскому выражению, звездный капитан Гортц «сел в лужу» — и тем самым продемонстрировал редкостную глупость.

Штернхафен раздулся от гнева, но Рабенштранге тем же невозмутимо ядовитым тоном продолжил:

— В отличие от вас я дал себе труд провести небольшое расследование и, замечу, без каких-либо затруднений установил, что судно, передававшее опознавательный код «Ситтиха», «Ситтихом» не являлось.

Граф вытаращил глаза, и герцог улыбнулся.