– Я категорически возражаю против подобного тона, гросс-адмирал! – резко ответил Штернхафен. – Мне известен ваш ранг на флоте и ваше положение, как члена императорской фамилии, однако до тех пор, пока вы официально меня не сменили, я остаюсь командующим силами его императорского величества в Силезии и в качестве такового не обязан сносить от кого бы то ни было оскорбления ни в свой адрес, ни в адрес людей, служивших под моим командованием и отдавших свои жизни за императора.
– Вы правы, – сказал Рабенштранге после короткой, напряженной паузы. – Тем более, что вопрос о вашем новом назначении остается открытым.
Взгляд Штернхафена слегка дрогнул. Герцог скрыл улыбку, прогулявшись по просторному кабинету командующего.
– Хорошо, герр граф, – произнес он наконец, снова повернувшись лицом к собеседнику, – я постараюсь быть учтивым. Но вам, граф, придется ответить на мои вопросы. И предупреждаю: без промедления. Это понятно?
– Разумеется, ваша светлость, – натянуто ответил Штернхафен.
– Хорошо, – повторил Рабенштранге. – Я пытался донести до вас следующее: насколько я понял из ваших донесений, отвергнув предложение герцогини Харрингтон о совместном расследовании, ни вы лично, ни кто-либо из ваших подчиненных даже не попытались выяснить, не содержит ли версия случившегося в системе Зороастр, выдвинутая мантикорской стороной, хотя бы зерно истины.
– Ваша светлость, – ответил Штернхафен рискованно терпеливым тоном, чего Рабенштранге решил не замечать… до поры, – не приходится сомневаться в том, что Харрингтон старается представить действия своего капитана в наилучшем свете. Вы, несомненно, скажете, что я испытываю то же искушение в отношении действий Гортца, и, возможно, будете правы. Однако в ходе всех столкновений с «Хеллбарде» этот мантикорский корабль постоянно вел себя бесцеремонно и агрессивно. Достаточно внимательно прочесть копии записей переговоров «Хеллбарде», содержащие предыдущие послания капитана Ферреро, они лишь подтвердят мнение капитана Гортца о том, что Ферреро всегда отличалась склонностью к опасным провокационным выходкам. При последней встрече между ними – произошедшей, замечу, на суверенной территории третьей звездной нации и отнюдь
Некоторое время герцог молчал, но ноздри его трепетали.
– Граф фон Штернхафен, – сказал он наконец, тщательно выговаривая слова. – Боюсь, мне становится непросто соблюдать учтивость, подобающую, как вы указали, при обращении к командующему космической станцией его величества. В то время как моей целью является установление истины,
– Ошибки действительно имели место, гросс-адмирал, – повторил Штернхафен, – но не со стороны капитана дер штерне Гортца.
Рабенштранге с трудом удержался от крика. С большим трудом. И не в последнюю очередь потому, что по вопросу о Силезии у герцога наметились фундаментальные разногласия с его царственным кузеном. Несмотря на благородное происхождение и личные заслуги, Чин-лу Андерман не отличался ни особым тщеславием, ни показной скромностью. Ему всегда были смешны те, кто всерьез беспокоился о чужом мнении или о вопросах репутации или «сохранения лица».
Несмотря на это, он понимал, что император относится к нему скорее как к любимому брату, чем просто кузену, и что очень немногие люди в Андерманской империи имеют такое же влияние на Густава, как он. Но всему есть предел. Как ни пытался герцог отговорить Густава от силезской авантюры, ему это не удалось.