Из пересохшего горла вырывается сдавленный сип, я опять киваю, глядя на странного человека. Владимир Александрович издевательски смеется. Широко распахивается потертая дверь, ручка лязгает о стену, и на пол ссыпаются отколотые кусочки краски. Я облегченно откидываюсь на подушку – сегодня не хватало только пистолет понюхать, для полного набора ощущений.
В коридоре Голубев что-то негромко говорит черноволосому дядьке, тот бурчит в ответ. Следует короткая команда и шаги блюстителей порядка затихают вдалеке. Сумрачный сосед тихо зашел в комнату. Лампочка облегчено выдыхает, когда щелкнул выключатель. Мужчина двигается на ощупь, шарканье приближается к соседней койке, жалобно тренькают пружины, проседая под грузным телом.
Он ничего не спрашивает, а я не имею никакого желания отвечать. Свет от фонаря покачивается на потолке, расплывается. Я засыпаю, теряясь в догадках – что же произошло на злополучной поляне? Столько смертей… но это завтра, а сейчас лишь сон. Лишь сон и ничего кроме сна.
Завтра…
Всё завтра…
Погожее летнее утро. Родители впервые берут в лес за поспевшими ягодами. Роса не успевает полностью высохнуть и я, четырехлетний малыш, трогаю травинки, наблюдаю за мелкими капельками, в которых переливается радуга.
Папа и мама ходят по большой солнечной поляне с двухлитровыми банками в руках, собирают тугие ягоды черники и ароматную землянику. Похожие друг на друга статью и осанкой, родители одеты в камуфляжные костюмы. На фоне зелени фигуры исчезают из вида, когда замирают, склоняясь над ягодным местом.
Отец похож на киношного Геркулеса, такой же рослый и сильный, а мама на сказочную принцессу со светлыми волосами. Весёлые, улыбаются друг другу и соревнуются, кто больше соберёт.
Корзинка, куда высыпается собранная добыча, находится рядом со мной, поэтому в скором времени ручонки и рот покрываются фиолетовым соком черники. Нет, я честно собираю ягоды, целых пять минут, пока терпение не заканчивается. Ведь ягоды такие маленькие: то выскальзывают из ручонок; то давятся, если пытаюсь крепче ухватить. Да и маме надоедает, что зову каждый раз, когда попадается особо крупная ягода.
Но она не понимает, как жизненно необходимо засвидетельствовать существование выросшего чуда. И тот колоссальный подвиг, что я срываю огроменную землянику, и ягода теперь катается по стеклянному дну, оставляя красный след.
Сижу сейчас в тени кустов и лопаю добычу родителей. Попутно угощаю божью коровку. Глупое насекомое отказывается кушать землянику! Несколько раз подсовываю к черным усикам, но вредная букашка поджимает ножки, и на пальчик выползает капелька вонючей желтой жидкости. В конце концов, неблагодарному созданию надоедает активное внимание. Красно-черные крылья раскрываются, и насекомое уносится куда-то ввысь, к развесистым кронам сосен, которые тихо перешептываются между собой.
Над кустом кружится большой слепень, но не садится – руки, шея и лицо намазаны какой-то мазью с противным запахом из круглой красной баночки с желтой звездочкой на крышке. Сквозь трубное жужжание толстенного слепня пробивается далекий протяжный вой, словно кто-то плачет над умершим родственником.
Резко выпрямляется мама, встревожено озирается по сторонам. Наполовину собранная банка падает в буйные заросли черники.
«Бегите!» – кричит отец и срывает с пояса охотничий нож. Жесткое лицо напрягается, у рта прорезаются глубокие морщины.
Мама подбегает и хватает меня на руки. Красивое лицо перекошено от страха. Валится набок корзинка и собранные ягоды рассыпаются по земле, проваливаются в траву и краснеют на прелых листьях.
Мама!!!
Шершавая ткань камуфляжа грубо трёт по лицу. Мама несет меня вглубь леса, туда, где темнеет густой бор. Я слышу, как колотится её сердце…
Поход в лес закончен? Я поднимаю рев, но мама мягкой ладонью закрывает рот и шепчет: «Погоди, малыш, сейчас поиграем в прятки. Ты залезешь в норку, как лисенок… И не будешь вылезать, кто бы тебя ни звал! Не высовывайся и всё! Там есть куча конфет, тебе лишь нужно проползти… дальше в норку!».