Война кланов. Охотник 1

Я плюхаюсь на холодную крышу, под левую лопатку попадается плафон с черными шашечками. Перекатившись по прогнувшемуся металлу, падаю на колени среди кучи прелых досок, пахнущих маслом больших шестеренок.

Жив!

Осторожно ступая босыми ногами по созданной свалке, я в темноте пробираюсь к разрушенной стенке. Попутно ощупываю себя, но вроде все в порядке, а синяки и ссадины заживут. В левую ступню впивается-таки острая щепка, и дальше прыгаю на одной ноге.

Живой!

По деревне раздается лай разбуженных шумом собак. В домах зажигаются огни, слышатся громкие окрики, после чего собаки обиженно замолкают. Хлопают двери домов, обеспокоенные люди высовывают носы и, не обнаружив ничего на своем дворе, тут же прячутся обратно.

Куда же я попал?

Плотнее запахиваю халат.

На небольшом надворье царит хаос и разрушение. На земле валяется мощный створ ворот, другой болтается на оставшейся петле, его круто завалило внутрь. Машина влетела в сарай с сеном, над ней просела крыша, каким-то чудом удерживаясь на сломанной опоре. Хорошо еще, что машина залетела с сенник, а не в стоявший рядом дровяник, иначе вряд ли так легко бы отделался. Да уж, разрушений я натворил достаточно.

Зато я живой!

Как же теперь перед хозяевами извиняться за причиненное безобразие? На меня с высоты конька бесстрастно пялится большой деревянный дракон…

Дракон!

Вот он-то мне и нужен! Словно сошедший с китайских рисунков, такой же причудливо изогнутый, ящер горделиво цепляется за конек крыши. Я засматриваюсь на него и пропускаю момент, когда распахивается дверь дома, и на крыльце появляется хозяин дома. Загоревшийся уличный свет бьет по глазам, и я невольно прищуриваюсь.

– Эх, и ни хрена ж себе! Ты, чтоль, всё это натворил? – сипит бритоголовый крепыш.

Круглая голова укоризненно покачивается, осматривая царящий разгром. Молодой парень, широкий в плечах, с небольшим животом, нависающим над полосатыми трусами, словно не замечает падающего с неба дождя. Нос картошкой, по белизне зубов может соперничать с драконом, борцовские уши, громкий голос и спиртовое амбре довершает картину. Хозяин вряд ли обрадовался моему появлению.

– У машины отказали тормоза, ты извини, что так получилось, – бормочу я, когда широкоплечий переводит взгляд на меня.

– Ты сам-то как? Живой? Ну, сейчас я это исправлю.

Я не замечаю, когда крепыш выбрасывает кулак. Тело само подается назад, и у кончика носа свистит локоть, шедший вслед за пролетевшей кувалдой. В следующий миг я резко присаживаюсь – над головой пролетел ещё один маховик. Я больше не собираюсь рисковать и перекувыркиваюсь через голову назад. Мокрый халат облепливают разбросанные щепки.

– Не уворачивайся, пожалуйста! Ты мне мешаешь! – гаркает крепыш и снова двигается ко мне.

– Я от Михал Иваныча! Он сказал, что мне здесь помогут!

Ноги разъезжаются в скользкой грязи, и я со всего маху сажусь на пятую точку. Из-под больничного халата хлещет веер брызг.

– От Иваныча? – останавливается крепыш и снова осматривается кругом. – А не судьба тихонько постучать в калитку?

– Так я же сказал…

– Ой, ладно – не оправдывайся, потом всё уберешь и сарайку починишь. Заходи в избу, или ждешь, пока я заболею да помру? – крепыш машет рукой, приглашая следовать за собой.

Раз приглашают, значит надо идти, и я с опаской захожу в открытую дверь. Просторные сени встречают легким ароматом смолы и березовым духом банных веников. Витает в воздухе и другой запах, куда менее приятный. Куча проволочных клетушек уходит к противоположной стене, выстроившись в ряд одна на другой. Внутри взволнованно шуршат ушастые кролики, поблёскивают бусинки глаз.

Ни одна половица не скрипит, пока мы подходим к двери в жилую часть дома. Вязаные из цветных тряпочек половички-дорожки выдают места, где я ступаю.

– Ты хотя бы ноги вытер, прежде чем в дом-то переться. И вообще, скидывай халат! Чтобы мудями не тряс, сейчас какую-нибудь одёжу подберу, – ворчит крепыш, и ныряет в небольшой чуланчик.

Спустя несколько секунд появляются тренировочные штаны с вытянутыми коленями. Я натягиваю, и хмыкаю – "дольчики" коротки по длине, зато уж по ширине… Приходится подпоясываться веревкой и, в таком гламурном виде (с отвисшим задом и почти обнаженными коленками), я вхожу в дом.

За легкими занавесками скрывается большая горница с рядом узких окон. Её освещает необычная люстра – словно раскидистую ветку выдолбили изнутри и пустили по ней провода, заставив две лампы висеть как груши на суку. Свет плещется по двум металлическим кроватям, по шторам на окнах, по темно-коричневому серванту, по черной тумбочке с мерцающим телевизором и останавливается на боку печи.

Под экзотической люстрой возвышается тяжелый деревянный стол, на нем нехитрая закуска, банка с компотом и голова спящего. Молодой человек, поменьше первого в размерах, со спортивной фигурой, умиротворенно положил голову на руки. Его-то и пытается разбудить крепыш.

– Эй, Федор Владимирович, у нас гости! От Михал Иваныча! Представляешь – смог от моей двоечки увернуться! – крепыш трясет друга за плечи.