Война кланов. Охотник 2

Так проходит три дня, за это время поймано пять зайцев, несколько белок, пара тетеревов. Ноги привыкают к такому перемещению, хотя порой и приходится прикладывать мох к пузырям мозолей.

Сидорыч с Иванычем одобрительно поглядывают на мои усилия, отмечают про себя, что не жалуюсь и не отстаю от них. Похоже, что молодым берендеям достанется на орехи, когда мы вернемся, ещё бы – «охотник может, а вы ленитесь!»

Просыпаемся от моросящего дождика, засыпаем под уханье сычей и сов. Тайга вполне соответствовует русскому характеру – суровая, спокойная в сухую погоду, или же взрывная и сумасшедшая в грозу.

– Остановимся и передохнем, нам осталось три километра. Неизвестно, что ожидает возле тайничка, поэтому надоть подкрепиться, а то завсегда обидно помирать на голодный желудок! – улыбается старичок.

За два дня это первые сказанные слова. Вечерами мы собираем дрова, молча ужинаем и тут же проваливаемся во сны. Утром же вскакиваем и, подобно лосям, мчимся дальше.

– Далековато же запрятал, батя! – выдыхает Иваныч. – Не мог поближе сховать?

– Значит, не мог! – отрезает Сидорыч. – И так пришлось с тремя перевертнями миловаться, чтобы отдали, а ты говоришь!

– Хоть миром уговорил? – улыбается Иваныч.

– Ага, успокоились с миром, – задумчиво говорит Сидорыч. – Ладноть, чего соловья побасенками кормить, доставай обед.

Пока Иваныч достает припасы, я спрашиваю ещё раз о моем отце. Нового ничего не услышал, то же самое рассказывали и взрослые берендеи в самолете. Только ещё то, что потом пришлось старому берендею держать оборону от нападающих перевертней.

Они мстили оказавшему приют охотникам. При этом на меня падает такой серьезный взгляд, словно я виноват в случившемся. Со временем перевертни перемещаются из тайги в города, и Сидорыч давно не встречает никого из «вертушек».

  Подогретая на костре нежная зайчатина тает на языке, шипящие кусочки сводят с ума ароматными запахами. Несколько найденных сморчков добавляют радости от вкусового фейерверка. Обед легкий, не обременяющий пузо, но дающий силу и скорость.

Быстро приводим землю в порядок, костер скрывается под землей и мхом, косточки ложатся в специально вырытую ямку. О том, что здесь десять минут назад состоялся шикарный обед, напоминает дымка в кронах деревьев, но вскоре и она растаивает.

– Вперед, – командует Сидорыч.

Бежим осторожно, вслушиваясь в каждый лесной вздох. Впереди могла быть засада, поэтому осматриваем каждый сантиметр на предмет опасности. Три километра остаются позади, и мы выскакиваем на небольшую речку.

Сквозь чистую воду, как через жидкое стекло виднеется каменистое дно, стайками скользят рыбьи тела, поблескивают на солнце чешуйки. Неглубокая речка переливается солнечными зайчиками, быстро унося свои воды вдаль.

Рыжая лиса, увидев трех мужчин, порскает огненной молнией в кусты – спугнули с водопоя. Старик смотрит ей вслед, и я заметил, как дергается назад и сжимается правая рука. У знакомого охотника такая же привычка: увидев зверя, автоматически пытается сдернуть ружье с плеча. Пусть даже этого ружья и нет на плече, но привычка остается.

– Вон к той сосне! – крючковатый палец показывает на обширный ствол на другом берегу.

– Опять в воду лезть, – ворчит Иваныч.

– Тебе-то зачем? Молодой сам сбегает. Забери арбалет из корневищ, не пугайся друзей, они мирные, – говорит старик, сбрасывая с плеч рюкзак.

– Каких друзей? – спрашиваю я, расшнуровывая берцы.

– Старых знакомых, не бзди, они тебе понравятся. И бушь через речку перелазить – прихвати пару окуньков, а то ушицы захотелось. Осточертела эта зайчатина с тушенкой! – пока старик говорит, его глаза внимательно обшаривают местность,

– А мне щуку или форель! – поддерживает шутку Иваныч.

Все бы издеваться, а ещё взрослые люди.

Ледяная вода сразу выбивает зубную дробь, стоит ей подняться до середины бедер в самом глубоком месте. Ноги сводит судорогой, и на негнущихся балясинах я кое-как перебираюсь на другой берег. Со стоном повалившись на землю, я начинаю растирать онемевшую кожу. Пупырышки покрывают синие ноги.

Как же там рыба плавает?

– Ты помыться пришел или всё-таки за нужной вещью? – окликает с того берега Сидорыч.

Иваныч срезает длинный прут орешника и теперь заостряет его. Я же двигаюсь дальше, к указанному дереву. На подходе к нему я вижу, о каких друзьях говорил Сидорыч. Раскиданные в хаотичном беспорядке в густой траве белеют кости.  Три или четыре человека нашли своё упокоение у этого дерева.

Зная специфический юмор моих спутников, я могу предположить, что их выложили в форме указателя, как в книге об острове сокровищ. Однако у нас не необитаемый остров, а живая тайга, поэтому голодное зверье подчистило и разбросало кости как попало. Сквозь темнеющие глазницы раздробленных черепов пробивалась молодая травка.

Дикие животные так погрызли, или улыбающийся на другом берегу реки тщедушный старичок? Остается только гадать – ехидный старик вряд ли расскажет правду.