Держась за руки, они шли по Марсову полю. Виктор рассказывал о себе, о своем древнем городишке Спасске на Оке, о годах учебы в летном училище, расспрашивал, почему она хочет стать именно инженером. Потом не без плохо скрытого хвастовства распространялся о жизни летчиков, полной необыкновенных приключений и опасностей, а Ирина, слушая его, думала о другом. Окажется ли Виктор именно тем самым избранником сердца?.. Ведь она... не любит его. Еще не любит. С ним приятно, он красивый, он нравится... Но любить, испытывать мучительную страсть, знакомую по книгам, фильмам, спектаклям? Нет, такого у нее нет, да и это приходит, наверное, не сразу. И что это за странная надобность любить?.. Человек любит человека... Но она еще не стала человеком в том смысле, в каком ее учили смотреть на человека в школе, дома, всюду, вокруг. Человек - сеятель добра, творец и созидатель. А что посеяла она? Что умеют ее руки, на что способен ее разум, что принесет она людям?.. Нет, она пока что просто красивая девушка, даже очень красивая (она знает это). И только...
Ирина посмотрела на Виктора и увидела, что его лицо освещено радостью. Он ответил на ее взгляд неожиданными словами, придав им таинственность:
- На нас многие смотрят... Оглядываются. Я знаю почему.
- Почему? - удивилась Ирина.
- Мы... заметные... Понимаете, я говорю о... той привлекательной броскости, которая никому поодиночке не дается, даже такой красивой девушке, как вы. А мужчине тем более. А вот когда вдвоем... Есть такое хорошее слово: гармония. Это как один цветок - еще не букет, а один звук не музыка... Впрочем, вы и сама - уже потрясающая песня!.. А я... пусть буду вашим музыкальным сопровождением... Хорошо? - И он, радуясь необычности вдруг родившихся, а может, позаимствованных откуда-то мыслей, не ощущая их банальности, засмеялся весело, заразительно, по-мальчишески.
Потом, после небольшой паузы, заговорил уже серьезно, с ноткой грусти:
- Нет, верно... Вот гляжу на людей, которые засматриваются на нас, и знаю, что они думают... Они угадывают, что я бесконечно счастлив рядом с вами и чувствую себя очень глупо от этого счастья, потому, может, и глупости болтаю. Но никто не подозревает, что я будто держу живое серебро в ладонях. Вот-вот проскользнет между пальцами - поминай как звали... Боюсь верить в свое счастье, боюсь его потерять...
Ирина с любопытством посмотрела на гуляющих по Марсову полю. Навстречу по неширокой песчаной дорожке плыл пестрый говорливый поток: парами, одиночками, группами; юные, молодые, пожилые, старые. Многие действительно смотрели на них. Но что особенного? Ирине даже нравилось дразнить своей красотой парней и девушек; в их восторженных или завистливых глазах она будто черпала какую-то силу, будто делалась от их блеска еще красивее и независимее. Однако сейчас ей было по-особому приятно, что ее видят рядом с этим лейтенантом. В то же время напыщенные слова Виктора запоздало рождали необъяснимую тревогу, и она почувствовала тесноту в сердце... Нет-нет, в его словах, конечно же, не чванливое самолюбование, а чистая искренность.
- Мне пора домой, - неожиданно для себя произнесла Ирина. - Я должна... мне надо подумать, разобраться во всем... Виктор, я вам очень благодарна за этот вечер... Я буду ждать ваших писем.
Они расстались за квартал от ее дома. Ирина опасалась, что возле парадного ее подкарауливает Олег. И пошла через проходной двор, чтобы попасть домой с черного хода. Встречаться с Олегом не хотелось ни на секунду, чтобы ничем не замутить тайные и неясные чувства, которыми была переполнена.
И все равно увидела Олега. Он стоял у тополя, росшего в углу двора, смотрел на темное окно ее комнаты и плакал. Да, плакал, прижавшись щекой к шершавому стволу дерева.
В ней шевельнулась жалость, и Ирина хотела кинуться к своему школьному другу. Но вовремя сообразила: Олег никогда не простит себе, что показал ей свои слезы... Придавленная и виноватая, она попятилась со двора на улицу и с парадного поднялась на второй этаж. Открыла дверь, зашла в квартиру и бесшумно нырнула в свою комнату. Зажгла свет и, чтобы Олег увидел ее, встала перед выходящим во двор окном.
"Милый, добрый Олежка, - с жалостью подумала о нем. - Верный рыцарь моего отрочества... Как мне дороги твои слезы!.. Спасибо тебе... Прости, что я не могу утешить твое любящее сердце... Невеста твоя еще в куклы играет... Прости и прощай..."
Постучалась и тут же вошла мать. Остановилась в дверях - девически стройная для своих сорока лет, как всегда красивая - и устремила на дочь укоряющие, заплаканные и тем не менее прекрасные глаза. Горькие складочки у губ, выражение душевной боли на иконописном лице напугали Ирину.
- Что случилось, мамочка?
- Где ты пропадаешь?! - Ольга Васильевна заплакала навзрыд. - Умер Нил Игнатович...
- Умер?!
- Позвонила Софья Вениаминовна... - Мать говорила сквозь всхлипывания, прикладывая к глазам платок. - Мы сейчас уезжаем в Москву... А тебя все нет.
- Уезжаем?.. - Ирина только тут заметила, что ее шифоньер открыт, а на стуле возле него собранный мамой чемодан.