Война (Книга 1)

- Но мы-то разве успеем осуществить прикрытие этого развертывания, если заблаговременно не займем боевые позиции? - Заметив, как при этих словах Павлов нетерпеливо пристукнул рукой по столу, Федор Ксенофонтович добавил: - Ведь немцы действительно сосредоточивают войска вдоль границы.

- Это еще неизвестно, с какой целью они их сосредоточивают. - Павлов перевел взгляд на стену, где распласталась огромная карта Белоруссии, подумал и, посмотрев на Чумакова, сказал: - Но дело даже не в этом. Вот приедешь в свой корпус, все увидишь сам... Тебе известна задача корпуса согласно плану прикрытия?

- В общих чертах.

- Сейчас у нас все в общих чертах. - Павлов еще больше посуровел. Твой механизированный корпус в случае начала военных действий должен развернуться во втором эшелоне армии, которая своими главными силами, находясь в первом эшелоне округа, будет прикрывать свой участок границы. Так? А какие силы ты будешь развертывать? Твой корпус только формируется. Его танковые дивизии укомплектуются новыми танками, в лучшем случае, в течение этого года. В корпусе больше половины красноармейцев первого года службы. Артиллерийские части получили пушки и гаубицы, а снарядами еще не обеспечены. Тягачей же совсем нет... Автомобильный парк пока настолько мал, что способен поднять не более четверти личного состава... Я уже не говорю, какого еще вооружения и техники не хватает... Округ в целом только на полдороге к боеготовности: укрепрайоны в стадии строительства, авиация в должной мере не обеспечена ни новыми самолетами, ни полевыми аэродромами для рассредоточения. Все это там... известно. Но в случае чего воевать будем!.. Есть боеспособные дивизии!

Зазвонил один из телефонов, и Павлов порывисто снял трубку.

- Да, слушаю!..

Докладывали из штаба 10-й армии о вторжении немецкого самолета в наше воздушное пространство, о передвижениях войск по ту сторону границы, о захваченном диверсанте.

- Ясно... Ясно... Слышал!.. Не у вас первых! - Павлов недовольно хмурил брови. - Выдержки больше!.. Больше выдержки!

Когда он положил трубку, Федор Ксенофонтович спросил у него:

- Я не очень затрудню, если попрошу связаться с Москвой, с маршалом Шапошниковым?

- Борис Михайлович будет о чем-то хлопотать для тебя? - насторожился Павлов.

- Нет. - Чумаков усмехнулся. - Маршал просил меня позвонить... по одному вопросу.

Не прошло и минуты, как Наркомат обороны был на проводе. Маршала Шапошникова в своем кабинете не оказалось. "Поехал в госпиталь навестить больного", - доложил дежурный по его приемной.

Федор Ксенофонтович досадливо вздохнул. Разговор с Павловым тоже нарушился. Командующий округом молчал, глядя на Чумакова отсутствующим взглядом. Затем едко усмехнулся какой-то своей мысли и спросил:

- Ты, Федор Ксенофонтович, когда-нибудь сидел голым... на раскаленной сковородке?

- Слава богу, не приходилось. - Чумаков засмеялся.

- А мое кресло сейчас напоминает эту самую сковородку. - Павлов поднялся и протянул для прощания руку.

6

Нил Игнатович лежал на спине, уставив неподвижные глаза в потолок. Но сквозь стекла пенсне потолка не видел, а только туманную белизну, в которой расплывался верхний край высившейся над его койкой стены. Зеленый плафон посреди потолка виделся тоже размытым пятном в подсиненной белой мари. Туманная белизна, кажется, окутала и самого Нила Игнатовича, навевая дремотное безразличие. В нем брезжило слабое желание снять пенсне, чтобы взгляд его старых, дальнозорких глаз ощутил реальность линий, очертивших потолок и мягкую зелень плафона. Но все медлил подтянуть к лицу руку, словно для этого не хватало сил или не хотел потревожить лежавшую на груди газету и ее шорохом нарушить убаюкивающую тишину. Нилу Игнатовичу мнилось, что и сам он размыт в этой надвинувшейся на него белизне, что тело его растаяло в печальной старческой утомленности, которая залегла где-то возле головы, источая чуть внятный звон. А в глубине этого зыбко плывущего звона вяло и нестройно ворочались его мысли и одна за другой будто бы лениво струились сквозь стекла пенсне в белое марево потолка вместе с его взглядом.

Странное и тягостное это состояние, когда ты наедине со своим одиночеством и со своей старостью...

И вдруг Нил Игнатович с тоской подумал о том, что вот так, в подкравшейся дреме, незаметно улетучится и угаснет в безмолвии какая-то, может, самая главная еще державшая его на белом свете мысль и он уже никогда не вернется из небытия. От этого в груди шевельнулся холод, возвратив ему ощущение телесности. Нил Игнатович с испуганной торопливостью поднес руку к лицу и снял пенсне.

Палата сразу же обрела знакомые очертания. В потолочных углах над окном сгустились тени, а в распахнутом окне с раздвинутыми занавесками вновь появились верхушки деревьев, облитые горячим солнцем.