Теперь все было ясно: надо найти возможность установить связь с руководством полевой абверкоманды при 4-й немецкой армии генерал-полковника Клюге или с оперативным штабом "Валли". Однако эта ясность была кажущейся, ибо в душе Владимира Глинского, вопреки его воле, опять проснулся знакомый предостерегающий голос. Глинский явственно слышал его звучание, но еще не мог разобрать слов, а вернее, не старался, не хотел вслушиваться, ибо догадывался о их страшном, противоестественном для его положения смысле. Вопрошающий голос чувства требовательно ожил в нем еще там, в госпитале, когда он, Глинский, с перебинтованной ногой сидел близ вырытой у сосны щели, готовый при появлении немецких самолетов нырнуть на ее дно. Рядом на носилках лежала раненая девчонка, подле которой сидела пожилая женщина, ее бабушка, мать какого-то генерала, по их рассказам, оставшегося со своей дивизией воевать у границы. Мать девочки убили по ту сторону Минска, а ее - ранили, и вот бабушка, которую осколки бомб помиловали, вместе с врачами и медсестрами выхаживала внучку.
Глинского удивило и несколько развеселило, что простая деревенская баба может быть матерью генерала. От нечего делать и чтоб подкрепить свои мысли о невысоких, наверное, достоинствах мужика-генерала, он разговорился со старой женщиной и чуть не выдал себя возгласом удивления, когда услышал, что она надеется добраться с внучкой к себе домой в Воронежскую область, в село Глинское, бывшее поместное селение его отца...
Женщина была крупной, чуть сутулой от прожитых лет, с широким, исполосованным морщинами лицом и широко поставленными впалыми глазами, смотревшими со строгим и мудрым спокойствием. Ничего особенного в ее облике не было, разве только неестественные для ее возраста черные, без седины, волосы, выбивавшиеся из-под тонкого синего платка в белый горошек, которым она по-деревенски повязывала голову. На старухе была надета полинялая гимнастерка, заправленная в длинную черную юбку, спадавшую к земле бесчисленными складками.
Как ни всматривался в лицо землячки Владимир Глинский, ничего знакомого не воскресила его память. Справившись со своим волнением и стараясь не смотреть на женщину, он с притворно-праздным любопытством спросил:
- Почему так странно называется село?.. Глинское...
- Обыкновенное название. У нас есть и урочище Глинское, и старая мельница Глинской называется.
- Глинистые места у вас, что ли?
- Да, есть и глинистые, - грустно ответила женщина и вздохнула, видимо вспоминая село.
- Отсюда и название села? - допытывался Глинский.
- Может, и отсюда. - Женщина шевельнула сутулыми плечами. - А может, и нет... У нас помещик, царство ему небесное, тоже Глинским прозывался. Графом был.
- Неужели до сих пор помните?
- А почему не помнить? - удивилась женщина, скользнув безразличным взглядом по собеседнику. - Двадцать годков с гаком - это совсем недавно... Наработалась на их светлость... И графиню помню, и двух сыночков помню... Все на орловских скакунах носились по полям.
Глинский мысленно молил бога, чтобы старуха, поправлявшая в это время подушку под головой внучки, не взглянула на него. Он ощутил, как от его лица отхлынула кровь, а перед глазами стали расходиться черные круги. Старуха же, не отрывая печального взгляда от лица внучки, между тем продолжала:
- В революцию разлетелись кто куда... Только старший сын объявлялся при нэпе. - Она опять подняла глаза на своего собеседника - грустные, изучающие.
- Как объявлялся?! - Глинский, кажется, начинал терять над собой контроль.
- Обыкновенно, - бесстрастно ответила старуха, вновь кинув взгляд на Глинского. - Приехал, побродил вокруг бывшего отцовского имения, а на следующее утро только следы коляски увидели. В Ростове, говорили, миллионами ворочал.
- И больше не слышно о нем?
- Нет, не слыхать.
- А почему же село не переименовали? - Избегая встретиться глазами, Глинский смотрел поверх головы женщины. - Зачем селу носить графскую фамилию?
- А она не графская! - Старуха нахмурилась. - Народная это фамилия, а пращур нашего графа прилип к ней, присвоил значит...
- Странно. - Глинский снисходительно улыбнулся, искусно скрыв досаду. - Можно подумать, что она отлита из благородных металлов.
Не поняв иронии собеседника, старуха молчала. Но, видать, слова эти не прошли мимо ее внимания, и после продолжительной паузы она заговорила:
- Простые люди придумали эту фамилию для хорошего человека, а благородным она пришлась по душе. Вот и взяли.
- Может, расскажите, как это случилось?