- Где видели?! - Жилов старался не показать вспыхнувшего в нем волнения: он знал, что генерал Чумаков не ведает, где его жена и дочь, и мучительно страдает от этого.
- В Москве, на квартире покойного профессора Романова. Они переселились из Ленинграда... Очень переживают: кто-то пустил в Наркомате обороны слух, что генерал Чумаков сдался немцам в плен.
- И они поверили?!
- Конечно нет! Я им всячески доказывал, что ничего подобного быть не может.
- А как же тогда вы могли написать о Федоре Ксенофонтовиче такую чудовищную ложь?! - Жилов не хотел задавать Рукатову этого вопроса, понимая, что никакой ответ не удовлетворит его, однако не удержался: все-таки хотелось увидеть, как поведет себя Рукатов, припертый к стенке.
Сверкавшие волнением глаза Рукатова сделались больше, а холеное лицо приобрело землистый оттенок.
- Я писал то, что мне говорили... - Он смотрел на Жилова каменно-холодным взглядом, будто готовясь к смертному поединку. - А за выводы я не отвечаю.
- Ознакомьте его с приказом! - сурово сказал Жилов подполковнику Дуйсенбиеву, чувствуя, что задыхается от негодования. Затем обратился к Федулину: - Пойдем поговорим теперь с людьми...
- ...Надо так поработать в ротах, чтобы каждый красноармеец и сержант не только хорошо знал боевую задачу, а чтобы душа в нем кричала от ненависти к захватчикам, от желания победить! - с молодой запальчивостью говорил, обращаясь к стоявшим в строю работникам политотдела дивизии, батальонный комиссар - щуплый, большеглазый, с бледным лицом. - Проверьте, чтоб у всех была листовка с речью товарища Сталина. И не забывайте: идейная закалка бойцов рождает в бою молодцов! Нет более крепкой брони, чем вера!..
Батальонный комиссар привычным жестом достал из кармана бриджей серебряную луковицу старинных часов, взглянул на них, затем нетерпеливо посмотрел в лес, где виднелась палатка начальника штаба.
Воспользовавшись паузой, Миша Иванюта шепотом спросил у стоявшего рядом с ним Казанского:
- А кто этот батальонный?
- Редкоребров - заместитель начальника политотдела, - не поворачивая головы, тихо ответил редактор. - Мешок с цитатами.
- Он и без цитат умница, - вмешался в разговор сосед Иванюты слева белобрысый политрук, который первым встретил сегодня пополнение политработников.
- Не спорю. Но почему в холостяках ходит?.. Не знаешь? - Казанский засмеялся. - А потому, что объяснялся девкам в любви цитатами и пословицами.
- Вам бы, политрук Казанский, знание их тоже не повредило! - заметил Редкоребров, и строй отозвался смехом. А батальонный комиссар, оборвав смех суровым взглядом, назидательно изрек: - Пословицы - это плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенный в формулы.
Казанский не нашелся что сказать, а с правого фланга кто-то громко спросил:
- Откуда цитата?
- Это мудрость, которой кое у кого не хватает. - Редкоребров, кинув на редактора газеты насмешливый взгляд, объявил: - А политрук Казанский пойдет в батальон обеспечивать атаку вместе со мной.
- Я, к сожалению, уже имею задание! - с напускным огорчением ответил Казанский.
- Выполняют последнее, - спокойно напомнил ему батальонный комиссар. Однако на всякий случай поинтересовался: - Чье и какое задание?
- Начальник политотдела приказал достать печатную машину, - с чувством неуязвимости ответил Казанский.
- А-а... Ну ладно, прибережем вас на будущее. - Редкоребров достал из планшетки лист бумаги, развернул его и объявил: - Все, чьи фамилии зачитаю, немедленно отправляются в батальоны. Задача - личным примером обеспечить успех атаки.
Предельная ясность и категоричность приказа отозвалась в груди Миши Иванюты сосущим холодком: его фамилия тоже была названа.
Вот тебе и газетная работа!.. Опять атаки! Миша Иванюта слишком хорошо знал, что такое атака. Позади у него одиннадцать атак. Одиннадцать - и не меньше. Тут уж со счета не собьешься, ибо одно дело похвалиться перед товарищами, как ты умеешь с длинным выпадом бросать вперед по левой руке винтовку со штыком, а другое - атаковать в цепи, а тем более рядом с незнакомыми тебе бойцами, когда не приноровились друг к другу, когда ты не внушил своим соседям, что обязательно проложишь штыком дорогу себе и им, если только они защитят тебя от выстрелов в упор. Ведь в штыковой, если говорить правду, схватываются лишь те, которые не успели перестрелять друг друга при сближении... Да, каждая атака - это судорожные объятия смерти, из которых надо не только вырваться напряжением своих сил и своей сноровкой, но прежде победить в себе страх и ощущение, что именно в тебя летят все пули, а самое главное - сблизиться невредимым, удариться цепью о цепь и перехитрить всех, кто кинется на тебя...
Уточнив по списку, кто в какой полк направляется, и сообщив, что у секретаря политотдела надо получить под расписку топографические карты и у него же узнать местоположение командных пунктов, батальонный комиссар Редкоребров посмотрел в глубину леса, где как раз замаячили фигуры полковых комиссаров Жилова и Федулина.