Война (Книга 2)

Хотя Павлов не отличался особым умением быстро и глубоко вникать в свойства человеческого характера, тем более если речь шла о человеке не столь высокого воинского звания и, видимо, положения, он, вглядевшись в лицо и глаза старшего батальонного комиссара и ощутив властную силу его ума, предположил, что разговор будет сложным. С каменным лицом выдержал его встречный изучающий взгляд, как бы давая понять, что всякое уже видел в жизни и что даже в этом блеклом одеянии, сидящий на жалкой пружинной койке, он не считает себя лишенным высоких званий и больших заслуг перед государством.

Старший батальонный комиссар, видимо угадав мысль Павлова, глубоко вздохнул, понимая нечто, недоступное Павлову в его нынешнем положении. И, подавляя в себе волнение, сказал:

- Вы требовали встречи с наркомом обороны...

- Я и сейчас требую, - с напряженным спокойствием ответил Павлов.

- Нарком не может оставить командный пункт фронта. Я представляю руководство следственной части...

- Ни на чьи вопросы, пока я не побеседую с маршалом Тимошенко, отвечать не буду!

В это время дверь землянки распахнулась, и в лучах электрической лампочки сверкнул красной эмалью густой частокол ромбов в петлицах Мехлиса.

- Почему не будете отвечать?! - грозно спросил Мехлис, который, оказывается, слышал последнюю фразу Павлова. Он остановился посреди землянки и, скользнув взглядом по вытянувшемуся и отступившему в угол старшему батальонному комиссару, уставил на Павлова суровые глаза.

- Я требую, чтобы мне дали возможность встретиться с наркомом обороны. - Павлов так и остался сидеть на койке.

- Помимо того, что я - член Военного совета фронта, я - заместитель Председателя Совнаркома СССР!.. Этого вам мало?

Павлов некоторое время затравленно смотрел на Мехлиса, затем тихо спросил:

- В чем меня обвиняют?

- В предательстве! - резко бросил страшное слово Мехлис.

- Но это же абсурд!

- Факты - вещь упрямая! - Мехлис враждебно смотрел в окаменевшее, бледное лицо Павлова, почему-то убежденный, что изрекает истину.

- Кому же приказано меня судить? - с каким-то скрытым вызовом тихо спросил Павлов.

- Военной коллегии Верховного Суда СССР!

- Суд будет закрытым?

- Да, суд будет закрытым!

- Я требую, чтобы меня судили в присутствии наркома обороны и начальника Генерального штаба! Я все-таки генерал армии!

- Нарком и начальник Генштаба пытаются исправить последствия вашего предательства! Им не до вас!.. А что касается того, что вы бывший генерал армии, то надо помнить: истинное величие человека измеряется только обширностью сделанного им добра и принесенной Отечеству пользы... Так что не о чем с вами говорить, гражданин Павлов! Теперь слово за правосудием! И Мехлис, повернувшись, стремительно вышел из землянки.

После ухода Мехлиса Павлов и старший батальонный комиссар несколько минут молчали, не глядя друг на друга, и это молчание будто сблизило их. Наконец Павлов тихо спросил:

- А вам что от меня надо?

Старший батальонный комиссар присел на табуретку к простому, желтого цвета столику, по другую сторону которого сидел Павлов, и достал из планшетки блокнот.

- Дмитрий Григорьевич, - с чувством какой-то неловкости начал старший батальонный комиссар, - вы, конечно, понимаете, что товарищ Мехлис погорячился... Вы еще не осуждены, и званий никто вас не лишал. Но вы под стражей и предаетесь суду.

- Я знаю, что это значит, - сурово бросил Павлов.

- Тем более... Меня прислал к вам лично нарком обороны. Пусть мое невысокое по сравнению с вашим воинское звание не смущает вас... Я представляю следственную часть своего управления, но сейчас хочу побеседовать с вами по поручению маршала и как старый большевик...

- О чем же беседовать, если мне шьют измену! - Глаза Павлова сверкнули лютостью.

- Нет, - спокойно возразил старший батальонный комиссар. - Я вам зачитаю формулировку обвинения, которое вам предъявят при официальном начале следствия. - Он развернул и полистал блокнот. - Тут будет идти речь не только о вас.

- Да?! А кто еще арестован?

- Пока не знаю... - И начал читать: - Такие-то и такие-то, "состоя в указанных должностях в начале военных действий фашистской Германии, проявили трусость, бездействие, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу оружия и боеприпасов противнику... Вследствие своей трусости, бездействия и паникерства нанесли серьезный ущерб Рабоче-Крестьянской Красной Армии, создали возможность прорыва фронта противником в одном из главных направлений и тем самым совершили преступления, предусмотренные статьями сто девяносто три дробь семнадцать "б" и сто девяносто три дробь двадцать "б" Уголовного кодекса Российской Федерации..."

В землянке наступило тягостное молчание. Когда старший батальонный комиссар спрятал в планшетку блокнот, Павлов тихо спросил:

- Кому все это надо?