Война (Книга 3)

В группе посредников оказался комполка Чумаков Федор Ксенофонтович, сносно владевший немецким. Его опеке и поручили чешского полковника немца из Судетской области, Курта Шернера...

В госпитале, во время операции, у раненого наступил травматический шок. Потребовалось немедленное переливание крови, а нужной группы под рукой не было. И Федор Ксенофонтович предложил чешскому коллеге свою кровь, оказавшуюся, к счастью, совместимой.

Сейчас все вспомнилось Федору Ксенофонтовичу до мельчайших подробностей. Действительно, когда полковник Шернер пришел после операции в себя, он со слезами благодарности называл Чумакова: "Мой кровный брат Фиодор..."

Федору Ксенофонтовичу пришлось пробыть в Киевском гарнизонном госпитале при Курте Шернере несколько дней, пока ему на подмену не прислали кого-то, говорящего по-чешски. До приезда переводчика они объяснялись с Шернером на немецком. Разговаривать же им было интересно: одногодки (обоим тогда исполнилось по тридцать девять лет), оба с высшим военным образованием, а в мире нарастала тревога, рождавшая много вопросов.

Когда Курт Шернер узнал, что Федор Ксенофонтович выходец с Украины, а немецкий знает потому, что в детстве был пастухом у богатых немцев колонистов, он проникся к нему особым интересом. Даже доверительно спросил, не чувствует ли себя офицер-украинец в Красной Армии пасынком, не обходят ли его чинами, должностями, наградами. Нелепость вопросов так развеселила Федора Ксенофонтовича, что он шутки ради ответил: "Всякое бывает. Видели вы на маневрах среди начальства такого высокого, как каланча? Тимошенко его фамилия. Только на год старше меня, а уже командарм - четыре ромба носит. А я всего лишь комполка!" Чумаков полагал, что чешский офицер знает об украинском происхождении Тимошенко.

Но Шернеру важно было продолжить этот разговор, и он, даже разобравшись потом в шутке Чумакова, стал жаловаться на свое непрочное положение судетского немца в чешской армии, будто в оправдание сообщил, что в Чехословакии поэтому и существует судето-немецкая партия со своим фюрером, ее создателем, Конрадом Генлейном, и что, с точки зрения его, Курта Шернера, Генлейн и Гитлер близки в своих взглядах на будущее Европы.

"Но ведь Гитлер, кажется, к этому будущему надеется прийти через войну, через порабощение целых народов!" Федор Ксенофонтович стал подозревать о принадлежности чешского полковника к генлейновской партии.

"А вы разве исключаете войну как рычаг прогресса человечества?" удивился Шернер.

"Конечно! Разрушение не может быть основой созидания, как смерть не является залогом жизни. Следовательно, война человечеству не нужна!"

"Тогда почему вы избрали себе профессию военного? Зачем Советскому Союзу мощная армия?"

Федор Ксенофонтович понимал, что наивность Шернера притворна, но все же сказал:

"Если б мы постоянно не укрепляли свою армию, мы бы обрекли себя на исчезновение. А что касается мысли о войне как рычаге прогресса, то это продукт главным образом немецкой философии восемнадцатого - девятнадцатого веков. Вы не хуже меня знаете Гегеля, Ницше, Канта, Фихте, Шеллинга..."

"Верно, - согласился с некоторым удивлением Шернер. - Но вы же не отрицаете их вклада в развитие человеческой мысли?"

"Не отрицаем. В то же время мы помним, что на развитие человеческой мысли влияют и заблуждения мыслителей".

"Но ведь вы не скажете, что Гегель заблуждается, рассматривая историю как "прогресс духа в сознании свободы", приписывая этот прогресс отдельным народам, сменяющим друг друга по мере выполнения своей миссии?.."

"А вы полагаете, как я понял, что вновь пришла пора начать выполнять свою миссию немецкой нации?" Федор Ксенофонтович, не желая обидеть собеседника, придал своему голосу шутливый тон.

"Если вы под миссией подразумеваете войну, то я не смею говорить утвердительно..." Слова Шернера прозвучали фальшиво.

"Я имею в виду суждения Гегеля о том, что война якобы сохраняет нравственное здоровье народов, предохраняет человеческое общество от гниения, подобно как движение ветров не дает загнивать озеру".

"А вы не судите о великой философии Гегеля, глядя на нее сквозь чужие и притом слабые очки! - обидчиво воскликнул Шернер. - Вы почитайте его в оригинале, и вам ничего не останется другого, как согласиться с тем, что война и сопровождающие ее бедствия действительно развивают нравственные силы. Если бы не было войн, то такие качества человека, достойные восхваления, как храбрость, терпение, твердость, самоотвержение, презрение к смерти, - все это исчезло бы с лица земли!"

"Вы забыли начать с того, что мир, как состояние общества, - едко заметил Чумаков, - ведет к роскоши, роскошь развивает чувственность, а чувственность рождает изнеженность и эгоизм".

"Верно! - Шернер не уловил иронии Чумакова. - Народ со своей цивилизацией может дойти до такого распада, разврата, что только крайняя опасность государству в состоянии пробудить его силы! Гегель это доказывает всем строем своих неоспоримых мыслей, всеми средствами логики!"