Война кончается не сразу

На детский крик прибежали взрослые ребята. Увидели её саночки, понеслись к изгибу реки. Льдина с Райкиным добром стремительно летела туда. Подхватил паренёк верёвку и потащил медленно на себя. Льдина и застыла на месте. Не может мальчик её притянуть к себе, несёт её дальше за поворот: вода – на себя, а мальчишка – на себя. Так и ведут, кто кого. Уступила стихия. Сжалился Бог. Наскочили ещё льдины и подтолкнули санки к берегу. Подхватил их парень и вытащил на снег. Бежит к нему Райка и плачет.

– Масло! Масло моё!

Отдаёт ей спаситель верёвочку.

– Не реви! – кричат мальчишки. – Вот везучая, и сама не утонула, и санки вытащили. Счастливая ты, Райка!

Девочка схватилась за санки и бежать домой к тётке. А мальчишки стоят и смеются, весело им наблюдать за ледоходом.

По тропинке вдоль реки показалась почтальонша.

– Ребята, вы из Большого?

– Да. Может, помочь надо? Может, отнести письма? – дружно столпились мальчишки вокруг женщины, заглядывая в сумку.

– Да у меня всего одно. – И она достала маленькую бумажку.

Дети притихли. Они точно знали, как выглядит похоронка.

– Сама отнесу, – устало сказала почтальонша, – только дом подскажите.

– Кому? – коротко спросил парень, спасший Райкины санки.

– Спицын Александр Трофимович, – прочитала женщина.

Ребята посмотрели Райке вслед.

– Вот тебе и счастливая, – выдохнул паренёк, – это ж Райкин отец.

3.

Райка пошла в школу в десять лет.

В первый класс брали всех ребят, достигших шестилетнего возраста. Райка стояла среди них, в перешитом платье старшей сестры, с растрёпанными, как её астры, волосами.

Ребятам пошили новые рубашки, девочкам – платьица. Выстроились они первого сентября разношёрстной компанией перед зданием сельской школы с пёстрыми букетами гладиолусов. Вся деревня собралась поглядеть на них. Праздник-то какой! Война закончилась, дети снова учиться идут.

Вернулись с фронта бойцы. Не все, но деревня зажила новым дыханием. В изнурённых трудом бабах загорелся прежний женский особый огонёк. Мужик есть мужик. Даже дети, казалось, стали шумнее и веселее. Куда-то надо было организовать эту детскую свору. За лето отремонтировали школу: побелили, покрасили, отмыли окна, и засияла она, как новогодний шар на ёлке.

Те, что повзрослее, смеялись над переросшими первоклассниками. Старше Райки в классе никого не было. Как самой высокой, ей дали последнюю парту. Садиться с ней никто не захотел. Малыши оглядывались на неё и хихикали. Девочки перешёптывались. Мальчишки откровенно смеялись. Райке было обидно, но делать нечего, учиться надо.

Маленькое здание было рассчитано только на три класса. Дальше учиться ребята ходили в соседнее село.

До войны в деревне работали две учительницы, утром первый и второй класс, вечером – третий. Теперь педагог остался один. Второй учитель уехал со своими детьми, когда немец приблизился к Москве. Поэтому теперь с утра уроки велись для новеньких ребят, а во вторую смену – для тех, кто хоть что-то уже умел. Учительница, весьма пожилая женщина, всю жизнь прожила в деревне. Ребята знали о ней всё, вплоть до имени козы, которую она доила два раза в день. Может, именно поэтому они не особенно её слушались. Она не бранилась: то ли не слышала, то ли уставала, то ли прощала детям их мелкие шалости. С фронта не вернулись ни её муж, ни сыновья. И известий о них не было. Она продолжала их ждать, и её умиротворение невозможно было разрушить ни проказам детей, ни лишениям послевоенной жизни.

Райка старательно выводила крючки, но карандаш не слушался её и писал неведомые хозяйке каракули. Она и пыхтела, и злилась, и плакала – всё без толку!

– Какая большая! А пишешь как курица лапой! – подшучивали над ней одноклассники.

Райка даже не успевала ничего ответить, мальчишки убегали. На переменах она по-прежнему носилась во дворе. Тут она была в своей стихии. Не было ни быстрее её, ни смелее. Но стоило ей войти в класс, как она вновь терялась.

Уроки чтения были ещё большим испытанием для неё, чем письмо. Пишешь – не получается, никто не видит, и ладно. А вот читать вслух по очереди по слогам – совсем другое дело.

– Б – А – Б – А, – говорила Райка.

– Ну, и что получилось? – терпеливо ждала учительница.

Райка молчала, чувствуя, как краснеет и покрывается потом. Хотелось стать маленькой и незаметной, чтобы никто и не увидел её. Но, как назло, она была выше всех, сидела отдельно от всего класса, как каланча на горе.

– Баран! – не выдержал кто-то из ребят. Класс весело загалдел. Девочку будто обдало кипятком, стыдно, хоть провались. Но исчезнуть не получалось, и она беспомощно злилась на себя и окружающих.

Лучше всего ей давалась арифметика. Считать получалось легко. Интересно было и рисовать кружочки с квадратиками.

Однажды её вызвали к доске. Шло всё хорошо, пример лёгкий, но вдруг рука перестала слушаться её, и Райка написала «пять» наоборот, как в зеркальном отражении.