Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую

Самой важной причиной медлительности Австро-Венгрии был Тиса, который все еще не был убежден в том, что жесткая линия в отношении Сербии верна. Он опасался, как он сообщил императору в письме 1 июля, что война будет разрушительной независимо от ее исхода: поражение может привести к потере большой части территории или гибели Венгрии, тогда как победа может привести к аннексии Сербии и прибавлению слишком сильного южнославянского компонента к Дуалистической монархии[1634]. 7 июля в Вене собрался Общий совет министров – единственный орган, несущий ответственность за всю Австро-Венгрию. Тиса оказался в изоляции, когда его министры стали обсуждать, как наилучшим образом сокрушить Сербию и что им следует делать с ней по окончании войны. Берхтольд и военный министр Кробатин отмахнулись от предложения венгра попытаться сначала одержать над Сербией дипломатическую победу. Они добивались таких успехов в прошлом, сказал канцлер, но Сербия не изменила своего поведения и продолжала агитировать за Великую Сербию. Единственный способ иметь с ней дело – сила. Премьер-министр Австрии Штюргк, который был сторонником жесткой линии поведения во время предыдущих кризисов на Балканах, говорил о «решении на кончике меча». И хотя решение принимала одна Австро-Венгрия, по его словам, было большим успокоением знать, что за ее спиной стоит верная Германия. Конрад пришел на это заседание, хотя не был министром правительства, чтобы обсудить вариант развития событий в том случае, если Россия придет на помощь Сербии, что ему казалось вероятным. Все, за исключением Тисы, согласились, что требования, содержащиеся в ультиматуме, должны быть изложены таким образом, чтобы Сербии пришлось их отвергнуть и тем самым дать Австро-Венгрии повод к войне. Тиса согласился с тем, что ультиматум должен быть жестким, но выразил желание посмотреть формулировки перед отправкой[1635].

На следующей неделе он подвергся прямому давлению со стороны своих коллег и – косвенному – коллег из Германии. Для Тисы союз с Германией – «краеугольный камень всей политики» – был необходим для поддержания статуса Австро-Венгрии как великой державы и, что для него было даже еще важнее, статуса самой Венгрии. Он не относился к Сербии с меньшей враждебностью, чем его коллеги; скорее не был согласен с ними в отношении тактики. Он также, по-видимому, убедил себя, что Румыния будет сохранять нейтралитет (король Кароль прислал Францу-Иосифу утешительное письмо с уверениями в этом), а Болгарию теперь, когда Берлин пообещал ей заем, можно было втянуть в Тройственный союз. 14 июля на встрече с Берхтольдом он уступил и согласился с тем, что жесткий ультиматум должен быть послан Сербии с крайним сроком – 48 часов. Если Сербия не подчинится его условиям, последует война. Одной уступки он сумел добиться: Австро-Венгрия должна ясно дать понять, что не намерена забирать территорию Сербии по окончании войны[1636].

Позднее в тот же день у него состоялся разговор с немецким послом, о котором Чиршки сообщил в Берлин. Тиса утверждал, что, хотя в прошлом он и выступал за осмотрительность, с каждым проходящим днем в нем крепла убежденность, что Дуалистическая монархия должна принять меры к тому, чтобы продемонстрировать свою жизнеспособность и – выделено Чиршки – «положить конец невыносимым обстоятельствам на юго-востоке». Австро-Венгрия больше не могла терпеть дерзкий тон Сербии. Как теперь считал Тиса, настало время действовать. «Нота составлена таким образом, что возможность ее принятия практически исключена». Мобилизация Австро-Венгрии для войны с Сербией последует по истечении крайнего срока. При прощании Тиса пожал руку Чиршки и сказал: «Вместе мы теперь будем смотреть в будущее спокойно и твердо». Вильгельм оставил на полях его доклада одобрительную пометку: «Ну, наконец-то настоящий мужчина!»[1637]