Война, которой не было

Ноги вправили, правда передвигаюсь я на них еле– еле, голова дёргается, правая рука временами будто живёт своей жизнью. Но это меня это как-то мало волнует. К чему всё это, если я слепой. Длинная череда санчастей, санбатов, полевых госпиталей, и. наконец, стационарный госпиталь в большом городе на «большой земле». Живи и радуйся. Нет войны, нет рейсов, засад, потерь… Но нет и зрения, нет солнечного света, только темнота, звуки и запахи. Все вокруг живут, радуются, общаются и не видят, как мне плохо. Палата на восемь человек. Все офицеры, все оттуда. И все какие-то шумные. Мешают думать, спать, лежать. Да ещё рядом, положили какого-то майора. Он лежачий. Говорят, его почти разрезали автоматной очередью. Его чудом вытащили с того света врачи. Комбат из пехоты. Не могли его в другой палате положить. Вечный шум, толкотня. То ему плохо, то капельницу ставят, то ещё что-то. Да и сам хорош – всё по ночам воюет, командует. Крепко мы невзлюбили друг друга. Мне бы глаза, а ему здоровья побольше – в горло бы друг другу вцепились. А так – только на словах бьемся. А врачи всё помирить нас пытаются. Врачи! Да разве это врачи? Неучи какие-то. Голова целая, глаза целые, а ничего не видят. Так не бывает. Я в их сказки насчёт неизученного головного мозга не верю. Не изучен, потому что плохо учились в своих мединститутах.

–Мы ещё очень мало знаем о человеческом мозге. Вы можете начать видеть через час, а можете прожить всю жизнь слепым. Здесь мы бессильны. Остается только ждать и надеяться на лучшее.

Тупицы. Все тупицы. Зла на них всех не хватает. Что там за шум в палате? Комбат встал? Ну и что из этого. Коли концы не отдал, должен был встать. Чего так шуметь? Как всё раздражает! И темнота кругом. Дни и ночи тянуться в этой темноте, и нет им конца.

–Колян! Давай к нам. Петро, помоги ему.

–Да отстаньте вы от меня. – Вот привязались! Что им надо?

–Ладно тебе. На, вот, держи.

В руки мне суют граненый стакан.

–Что это?

–Отрава. Да ты пей, не бойся. С Новым годом тебя!

Боже! Уже Новый год. Я в своём мире и забыл про это.

–Да ты, что, Колян. Успокойся. Всё нормально.

По моим щекам потекли предательские слезы. Как назло, всё не вовремя.

–С Новым годом, мужики.

Это январское утро мне всегда представляется ярким и солнечным. Хотя, вполне возможно, что оно было холодным и пасмурным. Но не для меня. В палате началось шевеление. Все просыпались. Я открыл глаза и, вдруг, в ставшей уже привычной темноте, различил слабое светлое пятно. Внутри будто что-то оборвалось. Боясь опять жестоко разочароваться (в который раз), я покрутил головой. Сомнений нет. Сквозь мою вечную, непроглядную тьму пробивался свет.

–Мужики! – позвал я срывающимся фальцетом.

–Что, Коля? Тебе что– то надо?

–Окно где?

–Да ты на него смотришь… То есть лицо у тебя туда… Ну, ты понимаешь…

Уже, не слушая никого, я провёл рукой перед глазами и ясно увидел, как-что– то тёмное заслонило светлое пятно.

–Свет! Мужики! Я свет вижу! – истошно закричал я, вскочив со своей кровати, натыкаясь на чью– то тумбочку и упав на кого-то.

В палате поднялась суматоха, меня бросились поднимать. В палату в окружении медперсонала ворвался главврач, совершенно уверенный в том, что мы с майором всё же добрались друг до друга.

Прошло немало дней, когда тревожных, когда радостных, пока я смог рассмотреть лица соседей по палате. Майор, мой зловредный сосед, оказался вовсе не таким зловредным, а наша вражда переросла в крепкую дружбу. Это госпитальное время навсегда осталось в моей памяти, и лица друзей до сих нор стоят у меня перед глазами. Где вы сейчас? Увидеться бы сейчас с вами.

Посёлок

Этот посёлок ничем не отличался от сотен других, также стоящих в зоне боевых действий. Те же глинобитные дувалы, низкие хижины, та же разруха и тоже запустение вокруг. Казалось, он вымер, но, вдруг, мелькнёт чья-то тень в подслеповатом окошке, высунется взъерошенная детская головка, сверкая любопытными глазками, хлопнет где-то дверь, а из некоторых труб в морозное ясное небо тоненькой струйкой тянется серый дымок. На небольшую площадь перед полуразрушенным зданием бывшего правления выехало три БТРа, из которых стали вылезать солдаты, разминая затёкшие ноги и настороженно оглядываясь по сторонам.

–Товарищ лейтенант, может, выскочим за посёлок и там встанем? – подошёл к лейтенанту старший сержант: – Не нравится мне этот посёлок. Да и подобраться к нам между домами можно почти вплотную. Не дай бог бой – по этим улочкам из окружения выскакивать одно мучение.

–Да что ты ноешь? – лейтенант так возмутился, что даже вскинулся весь от негодования. – Для тебя что, разведданные игрушки, что ли? Люди проверяли, смотрели. Сказано же: посёлок безопасен. Да и воды набрать надо.