Война красива и нежна

Он ошибся. Сначала бойцы выволокли из сарая немощного старика, который не мог стоять и, едва его перестали держать за воротник, присел, широко расставив худые полированные колени. Потом нашли грязную зловонную старуху, замотанную в черное тряпье. Потом двух ишаков, которых тотчас пристрелили. Под гусеницы БМП загоняли кур – все равно их невозможно было есть, сколько ни вари.

– Пистец, – сказал Шильцов, сверкая глазами. Он дошел до центральной площади. Навстречу ему ползла БМП Мухина. – Все съепались. Какие они, однако, прыткие. Как кузнечики…

Быстроглазов нашептывал по радиостанции (голос сорвал вконец, вообще говорить не мог), требуя, чтобы бронегруппа вернулась на шоссе.

– Пусть заткнется, – попросил Пичугу Шильцов. – Я сам знаю, куда и когда мне надо возвращаться… А это кто?

– Это бача, товарищ старший лейтенант…

В выбитом проеме стоял подросток лет тринадцати, босоногий, в обрезанных до колен брюках, в старом английском мундире с золочеными пуговицами, тонконогий, грязный до черноты. Шильцов скользнул по нему взглядом и на мгновение встретился с пронзительными, совершенно спокойными глазами.

– Ладно, пошли назад, – сказал он сам себе.

БМП кружилась посреди площади, дробя гусеницами и растирая в пыль невысокую кладку колодца. Откуда-то доносился звон стекла – бойцы выбивали уцелевшие стекла в окнах. Под ногами трепыхались придавленные и подстреленные куры. На улицу вылетали рваные подушки; подожженные, они источали густой, с омерзительным запахом дым. Бача продолжал стоять в проеме и, казалось, с интересом наблюдал за шурави.

– Эй, командор! – негромко, почти беззвучно позвал он, и Шильцов тотчас оглянулся – он будто ждал, что его позовут. – Командор! Я тебя в рот выепу! Понял?

БМП Мухина развернулась рядом с обвалившимся колодцем, приподняла тонкий ствол пушки, выстрелила осколочным снарядом по окнам двухэтажного дома; саманная крыша разлетелась в стороны, брызнули из окон стекла. Ниязов, ухватившись обеими руками за густую шерсть, затаскивал овцу в десантное отделение; перепуганное животное сопротивлялось, блеяло, бойцы подгоняли, пинали в мягкий зад ботинками. Рядом, за обваленным дувалом, разгорался стог сена. Бойцы, подзадоривая пламя, швыряли в огонь сорванные с веревок шторы и другие тряпки, найденные в домах.

Шильцов подошел к мальчику.

– Храбрый, да? – спросил он, опустив ладонь на бритую голову.

Бача смотрел на него снизу вверх.

– Будущий душман? Подрастающее поколение? Где русских слов понахватался, воинствующий онанист?

– Я тебя в рот выепу, – повторил бача.

– А дотянешься, дегенерат?

– Потом уши отрежу, – добавил мальчик.

– Уйди, – попросил Шильцов, скрипнул зубами, несильно оттолкнул мальчика от себя и пошел по глубокому гусеничному следу. Ему вслед полетел камень, ударил между лопаток. Шильцов вернулся. На его щеках полыхал румянец, в глазах отражалось пламя горящего сена.

– Не буди во мне зверя, говнюк!! – едва сдерживаясь, крикнул он и толкнул мальчика сильнее, отчего тот попятился и стукнулся спиной о дувал.

– Пидарас! Гандон! – сказал бача.

Шильцов схватил худую шею, сдавил пальцы.

– Я не могу бить детей, порочный волчонок… Но потерпи лет пять, тогда я тебя размажу по дувалу, а твои кишки намотаю твоей мамаше на шею.

Он сжимал пальцы, мальчик задыхался, на его глазах выступили слезы, но, силясь оторвать руку командира от своего горла, он все же выкрикнул:

– Пидарас!

Шильцов взмахнул кулаком и ударил мальчишку по губам.

– Заткнись, ссыкун!!

Бача сплюнул кровью и вцепился в приклад автомата, висящего у Шильцова на плече.

– Пидар! Пидар!

Шильцов ударил еще раз, потом вогнал кулак под худые ребра.

– Дикарь вонючий!! – ревел он. – Кусок душманского дерьма!! Отпрыск уродов!! Блоха!! Клоп!!

Бача согнулся пополам от боли и стал бодать бритой головой стену. Сбежались солдаты, стали оттаскивать Шильцова. Он орал, хрипел, рвался, он умирал от ненависти, он брызгал кровавой слюной, потом подбежал Мухин, втиснулся между Шильцовым и бачой.

– Ты что?!! – негодовал Мухин. – Озверел?!! Ты озверел!!

– Да, я озверел!! – ревел Шильцов, вытягивая жилистую шею. – Пошел на куй отсюда!! Все пошли вон!! Все!! Я озверел!! Я животное!!

– Вали отсюда, придурок, пока жив!! – накинулся кто-то на бачу. Посыпались пинки под тощий зад мальчика.

– Тебя от водки переклинило!! – на высокой ноте вещал Мухин и тряс Шильцова. – Ты понял меня, тупица?

– Я ничего не понял!! Ничего!! Пошел в жопу!!

– Посмотри, шизик, во что ты превратился!!

– Пидар!! Пидар!! – вопил из-за дувала бача, размазывая слезы по грязным щекам.

– Уходим! Парни, уходим! – созывал бойцов перепуганный Пичуга.