Война красива и нежна

На четвертом выстреле Волосатый промахнулся — так ему, во всяком случае, показалось. Он мгновение удерживал в координатной сетке оптического прицела узел чалмы, мягко потянул за спусковой крючок и ощутил привычный удар резинового ободка в бровь. Пуля сбила верхний срез бруствера, обозначила себя пыльным облачком и впилась, должно быть, в стенку окопа. Волосатый оторвался от прицела, опустил голову, зажмурил глаза. Несколько секунд на передышку, надо отдохнуть глазам, надо затаиться, чтобы сохранить себя, потому как тот, кому пуля была предназначена, сейчас скрежещет зубами от злости и азарта, отыскивает затаившегося снайпера между коптящих наливников, хочет поймать его в скобочку прицела.

Но тот, кому пуля была предназначена, сейчас бодал шероховатую стенку окопа высоким коричневым лбом и крякал, словно отхаркивался от песка, попавшего в горло. Пуля нашла его висок, пробила тонкую костную стенку под большим углом и вывалилась наружу вместе с глазом. Глазное яблоко моджахеда, похожее на недоваренное перепелиное яйцо, повисло на кровеносных сосудах, безобразное, страшное, с дурным зрачком. Оно покачивалось, липло к щеке, на него, словно молотый перец, сыпался песок. Потерявший рассудок от боли и черноты, моджахед мял скрюченными пальцами щеку, сдавливал глазное яблоко, этот горячий вязкий комок, пытался затолкать его в пустую глазницу. Но стекловидная масса была уже мертва, она уже не могла пропускать сквозь себя свет, преломлять в хрусталике мир, уменьшать его до размеров конопляного семени и проецировать на сплетенные в сетку нервные волокна. Этот неутомимый проводник пейзажей и портретов тягучей каплей упал на дно ямы, и все, что он когда-то видел: дом с плоской крышей, тщательно выметенный двор, худую немногословную ханумку Ойсулав со сморщенным землистым лицом, маленького, дерзкого сына Нодыра, милого, как все мальчишки его возраста, который так любил ездить с папой на базар, старуху-мать, вечно сидящую на корточках у открытого очага, старшую дочь Лачинай, тоненькую и упрямую, как ствол молодого саксаула, с искрометным и почти неуловимым взглядом, таким же острым, волнующим и родным, какой был когда-то давно-давно у юной Ойсулав, — все это разноцветье жизни, радовавшее моджахеда, угасло в одночасье, увязло в горячей черной смоле и вмиг сгорело в ней. Весь мир утонул вместе с любимыми и родными лицами, осталась только чернота бесконечная, тяжелая, неодолимая. Снайперская пуля выбила единственный глаз моджахеда, второго у него не было, с самого детства не было, после того как младенцем упал в канаву, заваленную сухими ветками унаби с длинными и острыми, как гвозди, шипами.

«Сейчас… Сейчас я его шлепну», — думал Волосатый, снова приникая к окуляру прицела. Он стал ждать, когда над бруствером появится чалма, но его заметили, с вершины холма в его сторону полетели автоматные пули. Волосатый опустил голову, пополз назад, под прикрытие колеса. «Все равно я тебя достану!» Он бревном скатился в кювет, там дополнил магазин патронами, которые позвякивали в его карманах. Согнувшись, побежал к БМП, распластался у ее гусениц. «Я тебя достану…» Он расставил пошире локти, раскинул ноги, вжался грудью в придорожную пыль. Приклад — в плечо, пальцы крепко обхватили цевье, палец лег на спусковой крючок. Какой-то придурок, пробегая мимо, по неосторожности задел его ботинок. «Кто там, бля, как слон!!» Раскаленные, запыхавшиеся от боевой работы, накачанные удушливыми выхлопами, проползли мимо две машины третьего взвода. Они расчистили проход колонне и теперь, безостановочно плюясь свинцом по холму, прикрывали уцелевшие наливники. Путь свободен! Можно трогаться! И скорее, скорее отсюда!

— Сдай назад!! Назад!! — кричал механик-водитель первой БМП Курдюку — его машина не позволяла пробиться в голову колонне.

Курдюк торчал в люке, поворачивая свое плоское лицо то в одну, то в другую сторону, словно это был прожектор. Приказов было слишком много, он их выполнял, но они сыпались со всех сторон — и приказы, и угрозы, и вопли раненых. На все надо было реагировать. А Курдюк не успевал. Ему надо было время, чтобы сообразить. Его мозг не мог работать так быстро. Слова и эмоции требовали осмысления. Его просят сдать назад. Но там же, у десантных люков, ребята грузят раненых.

— Сдай назад, урод узкоглазый!! Ты мне проехать не даешь, нудила ты долбаный!!