Война. Krieg. 1941—1945. Произведения русских и немецких писателей

— Ты абсолютно прав! — воскликнул П. в экстазе. — Конечно, Германия всегда возглавляла борьбу народов, чтобы защитить их и уберечь от гибели, стало быть, и сегодня не может быть иначе! Ведь с тех пор, как на плечи Германии легло прогнившее наследие Рима, мы одновременно и щит, и меч Европы. Мы защитили ее от гуннов, от арабов, турок, Чингисхана, Аттилы и Тамерлана! Мы создали империю, Священную Римскую империю германской нации, сердце Западной Европы! Мы кровью своей напоили и удобрили землю Европы, и нам она обязана всем, что ей довелось пожать! И ныне кто как не мы защищаем от гибели Европу и весь цивилизованный мир! Такова истина! Таково дыхание мировой истории! Это и в самом деле великолепно! — П. был так опьянен собственными словами, что исходный пункт их рассуждения вылетел у него из головы, и только когда мимо лагеря проходил молодой крестьянин-грек и, робко, исподлобья бросив взгляд на клетки, мгновенно исчез в овеянном туманом лесопарке, он вспомнил свой первоначальный вопрос, вызвавший эти потоки красноречия. — Погляди на него, — сказал он. — Погляди: здоровый, сильный, статный парень в расцвете лет, что бы ему не прийти к нам и сказать: дайте мне оружие, я буду вместе с вами бороться с этим проклятым отродьем, вместе мы одолеем их! А ведь он совсем не плох, этот малый, у него крепкие брюки, да и приличная обувь, почему же, почему он не с нами? — И П. схватил приятеля за пуговицу. — А знаешь, кто с нами? — продолжал он с возмущением. — Спекулянты. Капиталисты. Откормленные свиньи, они вместе со своими женами слоняются по афинским кофейням, жрут гусиные гузки и лакают шампанское среди бела дня, между тем как простонародье с голоду валится с ног и дохнет, точно скот! Рыбаки и крестьяне воротят нос, когда мы проходим мимо, тогда как толстопузые аплодируют нам и машут ручкой. Единственно, кто с нами, — это плутократы, которых мы знать не хотим. Разве это не ужасно?

Да, это ужасно! — подтвердил З. и прищелкнул пальцами. — К любой власти примазывается всякая сволочь, тут ты прав, это ужасно!

Они еще некоторое время стояли на месте, наблюдая за тем, как туманные пары, словно шторами, занавешивают клетки, а затем снова начал З., и снова так, будто говорит сам с собой, но сейчас слова его звучали серьезно, без малейшей иронии:

— А ведь бывают случаи совсем другого рода, в них черпаешь мужество и уверенность, и они навсегда сохраняются в памяти. Это случилось три года назад в учебном батальоне, в Польше, в какой-то богом забытой глуши. Как-то утром пожаловали к нам два мужлана, не то поляки, не то украинцы, кто их разберет, этакие типично восточные фигуры, отчаянное хамло, патлатые, в лохмотьях, уже недель пять не умывавшиеся, от них за версту разило водкой и потом, — словом, неотесанные чурбаны, не люди, а медведи, и кого же они к нам приволокли? Трех еврейчиков, руки, как полагается, связаны за спиной, трех партизан, прятавшихся в лесу, двух женщин и мужчину. «Мы пришли сдать начальству этих сукиных детей, — заявили мужики, — мы этих гадов знать не хотим, вздерните их на том дубе, лучшего они не заслуживают». Сказав это, они отвесили земной поклон и сунули нам этих Ицигов в руки. Натурально, мы угостили мужиков шнапсом и выдали им положенное, но не в этом же дело! Если уж у полузверей пробуждается сознание долга, если и они начинают понимать, кто их истинный друг, а кто враг, если под нашим влиянием даже у поляков появляется элита, происходит отбор пригодной крови, которая инстинктивно тянется к нам, — если встречается подобное, то это лишний раз подтверждает нашу историческую миссию и убеждает нас, что лучшие люди Европы на нашей стороне. А ведь лучших всегда немного, на то они и лучшие: эсэсовские интернациональные легионы, огненные кресты, железная гвардия, ку-клукс-клан, Квислинг и Дегрель, Голубая дивизия Франко, хорватские усташи и греческие эвзоны. И может быть, не далее как завтра польский Черный полк!

П. благодарно посмотрел на друга и сказал с волнением:

— Хорошо это знать и то и дело воскрешать перед мысленным взором! А не то и в самом деле иной раз жуть берет и холодеет сердце. — Но тут лицо молодого ефрейтора просияло счастливой улыбкой. — Послушай, — сказал он, — мне кажется, я все-таки нашел ключ к Эдиповой загадке.

— Что ж, послушаем! — загорелся З.

— Нет, на сей раз я сам продумаю все как следует, — сказал ефрейтор, и З. уже хотел упрекнуть его в том, что подло что-то скрывать от товарища и друга, раздразнив его любопытство, но тут кругом защелкали каблуки армейских сапог, чей-то голос крикнул: «Смирно!» — и оба приятеля стали навытяжку. Из своей палатки вышел капитан, и, когда он увидел обоих друзей, стоящих по стойке «смирно», правая рука у козырька кепи, он пальцем поманил их к себе.

4