Война. Krieg, 1941–1945

— Лена, — капитан кашляет, — куда нам?

Лена оборачивается и встает с бледным, осунувшимся лицом. Она поднимает руки к груди, сейчас же опускает их и медленно, мелкими шагами, точно ноги у нее спутаны, подходит к капитану, глаза у нее широко раскрыты, застыли в ожидании.

— Что? — спрашивает она.

— Давайте.

Капитан сдавленно покашливает, и два солдата тихо вводят в землянку Володю, придерживая его, и капитан, не глядя на Лену, говорит:

— Перевязку сделай…

Лена подходит ближе к Володе, и капитан видит, как пуговичка на ее гимнастерке ходит то вверх, то вниз и брови ее недоуменно дергаются. У Володи на глазах повязка набухла от крови. Он с неловкостью тянет к ней руку, но капитан, хмурясь, удерживает ее.

— Володя, спо-кой-но.

— Товарищ капитан. — У Володи отрывистый, незнакомый голос. — Надо снять повязку, мешает.

— Товарищ кап… — И Лена осекается от спазмы в горле.

— Лена? — с испугом спрашивает Володя. — Лена здесь?

Лена тупо смотрит на его повязку. И делает еще шаг. Володя осторожно ищет и берет ее за плечи. Губы его стараются улыбнуться.

— Лена? — шепчет он и опять тянется к повязке. — Леночка, надо снять повязку к черту!..

Лена легонько сжимает его руку. Ее лицо кажется неподвижным. Кровь капает ей на пальцы. Она горячая, а рука Володи холодная, как железо на морозе.

— Леночка, — говорит Володя, — меня обожгло… Меня только ударило… Посмотри, что у меня? Видишь? Совсем уж мелочь, чувствую — ожгло просто…

Лена молчит. Ей нужно его перевязать, но Володя с повязкой сейчас так далеко от нее, что, наверно, не дотянуть рук.

— Ничего, Володя, ничего… не опасно, — выдавливает она механически, как во сне, накладывая чистый бинт.

А Володя, все стараясь улыбаться, говорит:

— Это ерунда, пустяки. В голову ранило, кровью глаз залило!..

Она усаживает его на нары и безмолвно стоит возле. Капитан прислонился спиной к стене, прикрыв глаза, и кажется, что дремлет. У него дергается щека и сходятся и расходятся углом черные брови.

— Товарищ капитан, — сниженным голосом спрашивает кто-то из раненых, — как там… наверху?

Капитан разлепляет веки.

— Как там? — снова спрашивает молодой парнишка, раненный в бедро.

— Стоим, — отвечает капитан, — три транспортера горят… — Капитан оглядывает раненых. — Три транспортера, — громче добавляет он.

— Всё здорово! — неестественно оживленно говорит Володя и кивает. — Да, товарищ капитан, Баранов молодец.

— Лена. — Капитан машет Лене пальцем. — Иди сюда… Володька, Володька, — внезапно глухо говорит капитан и, стиснув Володино плечо, порывисто наклоняется и крепко целует его в губы.

— Спасибо тебе, Володя, спасибо… за все.

Капитан вышагивает из землянки, и Лена слышит, как он покашливает у входа: ждет ее.

Лена, хватаясь за стену, как пьяная, выходит из землянки вслед за ним. Она держится рукой за ослизлую стену траншеи, чтобы не упасть от слабости в ногах.

— Вот, — покашливает капитан, — так… Вот как с Володькой, а? Ты слышишь? Цены не было парню. Осколком мины его… Ну, вот что… Сейчас же за повозкой… В тыл по оврагу ближе. Раненых немедленно увезти. Никого больше не могу послать — такое время! Иду к Баранову, — добавляет капитан, — там снаряды привезли. Эх! Ну ладно, беги за повозкой! За ранеными присмотрят.

А Лена не может вымолвить ни слова.

— Погоди, погоди, — нахмуривается капитан. — А с Володькой вы что… дружили, что ли? — спрашивает он глуховато.

— Какое это имеет значение! — шепчет Лена.

Капитан задерживает в груди дыхание, очень быстро говорит:

— Ну ладно, ладно… Иди.

Вокруг тихо. Только впереди над окопами дрожит красный отблеск, как от пожара, и даже не взлетают ракеты. Лена спускается с бугра и идет по дну оврага в тыл за повозкой. У нее точно клещами хватает за сердце. Удушье сжимает горло, и давит, и выпирает все из груди. Лена напрягается и морщится, чтобы заплакать, но слез нет. И она, судорожно хватая ртом воздух, останавливается и с ужасом думает: «Неужели? Неужели это всё?»

И, кусая губы, на ощупь, по настилу мокрых опавших листьев, Лена бежит по оврагу.

* * *

— Ну вот, Володя, сейчас придет паром, и ты будешь в медсанбате, — говорит Лена и подымает Володе воротник шинели. — Так лучше, а то ветер…

Володя лежит на носилках около землянок санроты на берегу Днепра. Около носилок тлеет костер. На обуглившихся досках лениво ползают и гаснут фиолетовые огоньки. От Днепра несет осенним холодком. С косогора, из сырой рассветной мути, летят влажные листья. Они падают на огонь, шевелятся, как живые, и вспыхивают тихим желтым пламенем. На песке около костра стоит еще несколько носилок. Из землянок санитары выносят раненых, ждут парома с того берега. Днепр не виден в потемках, но когда далеко слева слабо мерцает край неба, то можно отличить черную воду от берега. Временами ветер сникает, становится тихо, и Лена слышит, как отрываются и планируют с деревьев листья. Один лист упал ей на рукав. Лена осторожно снимает его и держит на ладони. Лист пахнет землей и тревожным запахом поздней осени.

«Какой легкий лист!» — думает она.