Война крылатых людей

— Снова политика! — застонал ван Рийн. — В чем дело на этот раз?

— В людях! Воины, женщины, дети и все остальные — весь народ должен отправиться в Даврнах; им нужно сказать, зачем мы туда летим. А ведь весь этот план, как ты сам говоришь, ни на что не будет годен, если хотя бы один человек попадется в руки врага и под пыткой скажет все, что знает.

— Но он и не должен ничего знать, — пожал плечами толстяк. — Единственное, что можно довести до их сведения, так это то, что они должны набрать немного пищи и дров, чтобы взять с собой. И еще — надо будет сказать, что потом мы перенесем все это в какое-то другое место, а вот в какое, не скажем.

— Мы не дракхоны! — гневно произнес Трольвен. — Мы свободный народ. Я не имею права принимать столь важные решения, не вынося их на голосование всего народа.

— Гм… Может быть, ты мог бы с ними поговорить? — Ван Рийн дернул себя за усы. — Произнеси им речь. Уговори их, чтобы они отказались от своего права на осведомленность и принятие решения. Уговори их, чтобы они пошли за тобой, не задавая вопросов.

— Нет! — покачал головой Толк… — Я специалист в искусстве уговоров и знаю границы этого искусства. Сейчас мы уже имеем дело не со Стадом, а скорее с толпой — замерзшей, голодной, без тени надежды, без веры в руководство, готовой отдать все, только чтобы ринуться в бой и победить или умереть. Им не хватит силы духа, чтобы пойти за кем бы то ни было в поход за неизвестным.

— Дух можно закалить, — сказал ван Рийн. — И это я попробую.

— Ты?!

— Я не так плох в речах, когда нужно. Я обращусь к ним!

— Они… они… — Толк смотрел на землянина с изумлением. Потом он засмеялся, но в этом смехе зазвучала ирония.

— Пусть будет так, — решил Предводитель Стада. — Мы послушаем, какие слова найдет землянин, слова, которые будут лучше, чем наши.

А часом позже он сидел на краю обрыва, видя перед собой народ Ланнаха, и слушал бас ван Рийна, который прорывался сквозь туман, словно раскаты грома.

— Итак, я говорю: взвесьте то, что вы имеете и что у вас могут отобрать:

«…О! Этот трон королей,
Царственный остров,
Величие Земли,
Второй Эдем, частица рая,
Твердыня,
Которую природа сама себе
Воздвигла заслоном от зла
И военных набегов,
О ты, народ счастливый…»[2]

— Ничего не понимаю, — шепнул Толк.

— Успокойся! — ответил Трольвен. — Дай послушать. — В глазах вождя появились слезы, он весь дрожал.

«…Блаженный сад, жемчужина,
О ты, Ланнах…»

Солдаты захлопали крыльями, и из недр их грудных клеток вырвался мощный гортанный вопль.

Ван Рийн продолжал свою речь соответствующе переработанными фрагментами погребальной речи Перикла и речи Линкольна в Геттисберге. Когда он закончил, то, если бы захотел, мог бы стать верховным вождем ланнахов.

Остров, называемый Даврнахом, находился далеко за пределами архипелага, в нескольких сотнях километров севернее Ланнаха. Несмотря на скорость полета Стада, прерываемого только короткими привалами на скалистых островках, дорога к месту назначения заняла несколько земных дней и представляла собой кошмар для людей, которых несли в транспортных сетках. Позже Эрик вспоминал путешествие словно сквозь туман.

Когда он оказался на берегу острова, являвшегося целью их перелета, то едва держался на ногах, и первым чувством, которое он испытал, было чувство огромного облегчения.

Лето и здесь было в разгаре, но несмотря на это, север был севером — воздух был наполнен небольшим морозцем, и Эрик начал понимать, почему Толк говорил, что никто никогда не пытался поселиться здесь. Острова Хольменах изменяли направление холодного течения океана к северу, к морю Ледовых гор, и эти холодные воды омывали Даврнах.

И вот Стадо, крыло за крылом опускаясь с неба, достигло цели своего путешествия: омываемых тяжелыми и темными приливами черных песков, взбирающихся вверх через вечные льды к пылающей глотке вулкана.

Тонкие и прямые деревья попадались тут и там в нижней части склона, между островками зарослей; морские птицы ныряли за чем-то съестным в холодные воды океане; солнце, скрытое за тучами, отбрасывало на землю отблески цвета засохшей крови.

Сандра дрожала. Вейс с ужасом заметил, как она похудела. А теперь, когда они уже добрались сюда, в последней фазе усилия, а может быть, и жизни, это ее решение ничего не есть..