— Благороднейшему Гурджанджи и его родственникам — привет! — нараспев произнес он ритуальное приветствие. Он так и не научился правильно произносить гортанные булькающие звуки местного языка. Его речевой аппарат не был приспособлен к ним. К тому же в этом языке грамматика соответствовала фонетике. Но сейчас он говорил сравнительно гладко.
Гурджанджи не воспользовался формулой «Мир между нашими родами», он лишь сказал ему: «Поговорим», означавшее, что есть серьезный повод для разговора, и что он надеется, однако, обойтись без кровопролития. После чего он жестом отогнал злых духов, чего никогда не делал раньше.
— Прошу оказать честь моему дому, — пригласил его Фолкейн, так как в местном языке не было слова «корабль», а слово «повозка» казалось ему не совсем подходящим.
Гурджанджи оставил сопровождающих у входа и неуклюже взобрался по трапу.
— Я хотел бы, чтобы в помещении было более подходящее освещение, — попросил он. Туземцы не воспринимали волн света короче желтых, зато диапазон их зрения включал и инфракрасные лучи. Поэтому освещение в корабле было слишком тусклым для Гурджанджи: его глаза с горизонтально расположенными зрачками не способны были адаптироваться в темноте, что, впрочем, и не требовалось на полушарии, постоянно обращенном к солнцу.
Фолкейн провел его в кают-компанию. Всю дорогу Гурджанджи ворчал, что здесь слишком жарко и плохо пахнет, что воздух сырой, и не может ли Фолкейн дышать в сторону. Икрананкийцы не выдыхали водяных паров. Продукты метаболического распада поступали у них обратно в кровеносную систему.
На пороге кают-компании он остановился, напрягся и поправил очки.
— Значит, вы на самом деле дали ей убежище! — прохрипел он.
Стэфа схватилась за саблю.
— Нет, нет, нет, — сказал Эдзел, кладя на ее руку свои невероятно сильные пальцы. — Разве хорошо так поступать?
— Садитесь, благороднейший, — сказал Фолкейн. — Хотите выпить?
Гурджанджи принял предложение выпить шотландское виски с явным оживлением. В этом отношении икрананкийцы были похожи на людей.
— Я считал, что вы пришли, как друзья, — сказал он.
— Надеюсь, этому происшествию будет дано удовлетворительное разъяснение.
— Конечно, — сказал Фолкейн с напускной сердитостью. — Мы увидели, как женщину моей расы преследуют неизвестные, похожие на разбойников. Естественно, мы посчитали, что она с моей планеты.
Чи выпустила кольцо дыма и добавила шелковым голосом:
— Тем более что вы, благороднейший, при нас никогда не упоминали, что на этой планете существуют поселения людей.
— Ак-крр, — прокашлялся Гурджанджи. — Мне нужно было так много объяснить вам…
— Но вы, несомненно, понимали, что это нас заинтересовало бы, — настаивала Чи.
— Для вашей собственной пользы…
— Благороднейший, мы огорчены и обижены.
— Это всего лишь особая фратрия солдат.
— Очень важная для империи, с которой мы хотели бы торговать, основываясь на взаимном доверии.
— Она нарушила приказ императора…
— Какой приказ? Мы что, изолированы?.. О, благороднейший, это второе прискорбное открытие. Мы начинаем сомневаться, можно ли вам вообще доверять. Быть может, наше присутствие здесь нежелательно? Вы знаете, мы можем и улететь. Мы вообще никому не хотим навязываться и, в частности, мы не хотим навязывать наши товары.
— Нет, нет, нет! — Гурджанджи уже испытал некоторые образцы товаров, включая синтетические ткани и огнестрельное оружие. Каждый раз, думая об оружии, он тяжело дышал. — Это просто…
— Если быть откровенным, — сказала Чи, — наше отсутствие не будет долгим. Мы расскажем дома об этих земцах, и наши люди позаботятся об их отправке на планету с более подходящим климатом. Нашим владыкам на Земле не понравится, что Катандаран хранил в тайне информацию об этих бедных земцах. Может быть, с ними плохо обращаются? Боюсь, что на Земле все это произведет плохое впечатление.
Фолкейн был слишком сосредоточен на том, чтобы удержаться от смеха, и не успел насладиться зрелищем капитуляции Гурджанджи. Сам он не думал всерьез о возвращении земцев. Это бы слишком увеличило стоимость экспедиции до Андромеды-А. Так что открытие придется хранить в тайне.
Может быть… Нет. Он взглянул на Стэфу, сидевшую, гордо выпрямившись, у края стола. Свет играл в ее серых глазах и волосах, подчеркивая округлости ее тела. Он не собирался предавать ее своим молчанием. Это было бы бесполезно. Как только торговцы начнут прибывать сюда, они узнают обо всем, и какой-нибудь разговорчивый купец обязательно проболтается.
Гурджанджи дрожащей рукой поправил очки, извлек какой-то листок и уставился в него.
— Я должен известить императора, — сказал он. — Действительно должен. Но… в сложившихся условиях… возможно, мы придем к взаимопониманию.
— Надеюсь на это, — сказал Эдзел.