Около семнадцати мы припарковали свою «девятку» цвета «мурена» довольно далеко от её дома и порознь двинулись к подъезду.
Наработки на поприще возврата долгов убеждали, что нам всегда следует чуть дистанцироваться от наших заказчиков.
Мы выступали как партнеры на коротком, хотя и нередко судьбоносном для них этапе. Но и только!
Наши клиенты не делились с нами секретами, каким образом им удавалось заработать миллионы, которые мы потом брались им возвращать. Мы не проверяли, праведными или неправедными путями они шли к богатству.
Тем не менее мы, как все наемники, становились друзьями их друзей и врагами их могущественных врагов, и с этим ничего нельзя уже было поделать.
Я шел впереди.
Народу было немного.
Я был виден издалека, наблюдаем, просматриваем…
Кутузовский проспект по-прежнему пользовался вниманием спецслужб, еще с того времени, как превратился в главную правительственную трассу. Каждый пятачок асфальта, каждый перекресток тут держался под контролем, проверялся, а может, и простреливался.
Я постоял на остановке, подождал Петра.
Он все понял. Замедлил шаг, достал сигарету, подошел прикурить.
— Я пойду один. Понаблюдай за подъездом. Перед тем как подняться, позвони по мобилю…
Подъезд бывшего генеральского дома пребывал в запустении. В ночное время его использовали для ночлега вокзальные бомжи и пьяницы. Тут стоял застоявшийся запах мочи, к которому в иных подъездах и лифтах уже притерпелись.
Я нажал на кнопку домофона. Подождал.
Марина не ответила. Возможно, планы её изменились.
Она не смогла об этом сообщить.
Я мог уходить.
Тем не менее я предпочел во всем убедиться.
У меня был ключ, которым я пользовался в день, когда Яцен приезжал на Кутузовский, чтобы переписать свою расписку. Я не вернул его тогда. Теперь он пригодился. Я открыл дверь. Прошел в лифт. Старенький, раскачивающийся, он вез меня долго, покряхтывая, стуча на этажах, без всякой уверенности в благополучном исходе.
Дверь в квартиру Марины была металлической, я обратил на нее внимание еще когда приехал впервые — фирменная, с итальянским и финским замками.
Такое вот сочетание…
Я оставил лифт открытым, чтобы в любой момент им воспользоваться…
Позвонил. Никто не ответил.
Без надежды я попробовал повернуть ручку.
К удивлению моему, она не была закреплена. Засов подался в сторону. Наружная металлическая дверь плавно открылась. За ней была вторая — та, что существовала тут с самого начала. её навесили, должно быть, еще полвека назад.
«Марина наверняка бы закрыла за собой дверь! Последними уходили чужие!»
В секунду я выдернул «Макаров», передернул затвор.
Я уже догадался, что меня ждет внутри…
С силой ногой ударил во вторую дверь. Она открылась.
Прихожая не была освещена, но в нее попадал одновременно свет с лестничной площадки и кухни. Никого внутри я не увидел.
Направляя ствол то в одну, то в другую сторону, я сделал шаг внутрь, левой рукой не глядя нашарил выключатель.
В этот стремный момент я был открытой мишенью!
Свет вспыхнул.
Дверь в гостиную была открыта.
Сначала я увидел поваленный стул. Потом…
Марина лежала в зале на ковре.
В нее стреляли с близкого расстояния. В грудь. Кофточка была в крови. Контрольный выстрел был произведен в висок.
Она была мертва.
Трупное охлаждение уже началось.
Сбоку был брошен «Макаров».
Те, кто побывал тут недавно, спешили скрыться.
Об этом свидетельствовала дверь, которую они не стали за собой закрывать.
Я подошел к телефону, не вынимая из кармана руки, через подкладку пиджака захватил телефонную трубку, набрал 02:
— Женщина убита в своей квартире… Кутузовский… дом… квартира…
— Кто звонит?..
— Я случайно вошел. Дверь оказалась открытой. Я ничего не видел. Все. Мне надо идти. Я еще позвоню.
Я бросил трубку.
На Кутузовском менты реагировали мгновенно. Я не хотел, чтобы меня тут застали.
Уходя, я бросил взгляд вокруг.
Преступники повыбрасывали все вещи из всех шкафов…
«А теперь — ноги!»
Больной старенький лифт, ожидая меня, немного набрался сил, вниз он двигался заметно бодрее.
Мы с Петром только еще отходили от дома, а машина «Скорой помощи», а за ней и милиции уже разворачивались на красном светофоре… За ними шел реанимобиль и другая оперативная машина…
Замешкайся я еще чуть-чуть, и меня бы застали на месте!
Назавтра об этом бы сообщил любимый «Городской комсомолец»!
«Ноги!» — безотчетно повторял я себе.
Оставаться в машине и вести наблюдение за происходящим было заманчиво, но опасно.
К дому подъехало еще несколько машин. Появились люди в штатском. Похоже, ожидалось прибытие большого начальства.
Мимо нас прошел «топтун», рысьими глазками скользнул по номерному знаку.
— Поезди, — предложил я Петру, вылезая из машины. — Через полчаса приедешь за мной…
Вдоль тротуара, по другую сторону дома, у машин «Скорой» уже собирались любопытные граждане.
Их сбивчивый шепоток означал, что случившееся в доме больше не является для всех тайной… Общее мнение было: заказное убийство. «Глас народа — глас Божий!»