Война крыш

Ванкоган в первый же вечер хотел уехать.

— …Не спал. Курил на крыльце. Я как раз ждала мать со смены. Автобус сломался. Она шла пешком. Я тогда что? Школьница. Безотцовщина… Мы сидели на крыльце. Заснула…

Заместитель по хозяйственной части увлеклась детскими воспоминаниями.

— Голова у него на плече. Мама приехала поздно. Что бы не будить, он отнес меня на руках. Так повторялось не раз. Он говорил маме, что я похожа на его дочь.

— Мама ваша жива?

— Нет.

— И никого нет здесь, кто его помнит?

— Из тех, кто здесь, нет. Он прожил тут года два.

— Безвыездно?

— Только вначале. Я знаю об этом со слов мамы. Потом стал выезжать. Возвращался обычно на машине. Всегда с подарками. Еда, постельное белье, одежда. Завхоз интересовался: «Откуда, Ян Рувимович?» Он объяснял по-разному: то леспромхоз списал и он выпросил; то кто-то выбросил. Раз, помню, привез японские зонтики-автоматы…

Рэмбо слышал о них в милиции.

— Новые?

— Разные. Десятка два.

— Догадались откуда…

— Потом уже сказали. Приехали отбирать…

— Отобрали?

— Не все. Постельное белье так и осталось. Что-то еще…

— Ясно… Последний вопрос. На засыпку, как говорят.

Он сказал, что вы напоминали ему дочь…

Женщина улыбнулась.

— Он не оставил у вас её фотографии?

— Нет…

— Вы что-нибудь знаете о ней?

— Только имя… Марина.

К вечеру Рэмбо начал собираться. Главное он уже знал.

Партнером Марины в Израиле был её родной отец — Ян Ванкоган…

На девятый день после гибели Марины к её подруге в подмосковный Подольск приехал Петр — в черном пасторском костюме, полузадушенный галстуком, в тесной сорочке.

Выбор президента «Лайнса» пал на выпускника физтеха.

Он не послал ни Валентина, ни Валентину — своих профессиональных установщиков. В прямом контакте мягкая, но настойчивая манера профессионалов лезть в душу не могла сработать.

Рэмбо рассчитал верно…

Наташа — молодая, с высокими выщипанными бровями — по едва уловимым признакам сразу поняла, что похожий на священника гость голоден.

— Как насчет тарелочки борща?

— А что? С удовольствием.

Он сел к столу.

Борщ оказался наваристым, на свиных ребрышках, с морковью, томатным пюре. По краям тарелки расплывались морковно-желтые глазки жира.

— У Маринки тоже всегда был неплохой аппетит… — сказала Наталья.

— Вы вместе росли?

— В одном подъезде. С первого класса за одной партой сидели… Потом я в техникум ушла. А она закончила школу. Поступила в Коммерческую академию. Тогда был Институт народного хозяйства. Плехановский… — На второе было жаркое. — Берите еще. Это не мясо. Чернослив…

— Спасибо. А потом?

— Уезжала, приезжала. Мать расходилась с отчимом. Это был уже второй отчим. Первый был ракетчик, облучился. Рано ушел из жизни. А это второй, который сейчас в Штатах… Он с матерью увез её девчонкой в Израиль. Она там года три прожила. Потом мать и с этим мужем развелась, он тогда уехал в Штаты. Предлагал Маринке жить у него. Он её очень любит. Он вам звонил в фирму? Вы, наверное, убедились… — Петр кивнул. — Они вернулись сюда… Марина пошла снова на студию. Берите горчицы.

— Спасибо. Отличная горчица…

— Я сама делала. Могу научить…

— Как её жизнь сложилась потом?

— Мама умерла вскоре после того, как Маринка первый раз выскочила замуж… Картошка понравилась?

— Прекрасная. Я, пожалуй, еще возьму.

— Отлично. Мы потом еще чай поставим.

— А кто был её первый муж?

— Студент с её же курса. Из МИНХа. Примерно год они прожили… Второй у нее был офицер. Хороший мужик. Пил только. Его отправили в Хакасию служить. Маринка пожила там с год — вернулась. Работы не было.

— Это уже недавно, наверное…

— Лет пять. Потом она еще раз выскочила…

— Всего она три раза выходила замуж?

— Официально четыре. Последнего я не считаю. Это фиктивно. её сослуживец с «Центрнаучфильма» хотел получить израильское гражданство. А у нее оно было.

— Он уехал?

— Нет, здесь. Чего ему там делать? Он не еврей. Ему был нужен паспорт. Даркон. С ихним паспортом он по всему миру может ездить без виз. Кроме США, по-моему…

— Он был на похоронах?

— Был.

— Кто же это? Вы знаете его фамилию?

— Нет.

— А где они вступали в брак?

— Она не говорила. Зачем, чтобы все знали. Это ведь, можно сказать, уголовщина. Сказала только мне. Да и то месяц назад. А теперь я — вам. Ей уж все равно сейчас!

— Наверное, он ей заплатил?

— Она говорила. Но я сейчас не помню сколько.

— Зарегистрировались и разошлись?!

— Нет! Столько еще мороки! Консульский отдел, посольство. Виза! Пришлось еще съездить с ним в Израиль. А потом он вообще заартачился! Стал тянуть время! Так и затянул!

— У вас нет его фотографии?

— Нет.

— Слушайте… — Петр отложил вилку. Вытер платком губы. Полез в карман. — Тут его нет?

Он достал несколько фотографий.

Наташа отошла со снимками к окну. Она была в белой кофточке, черной короткой юбке. Без чулок. Несколько завитушек волос над ухом выглядели по-девичьи нежно…

Она обернулась.

— А вы знаете! Вот он…

— Этот?

Она держала фотографию Яцена.

Обратная дорога в Москву показалась Рэмбо короче. В Галич приехали к опаздывавшему скорому, ходившему от Улан-Батора. На одном из вагонов еще сохранилась надпись «Москва — Баганур». Поезд мчался с ветерком. Стоянки были сокращены.