Я осознала, что вместо этого делаю шаг назад и крепче скрещиваю руки на груди.
Игнорируя его слова, я встретилась с ним взглядом.
— Вот мой вопрос, брат Лао Ху…
— Что угодно! Что угодно, моя драгоценная девочка… вообще всё, что угодно, — продолжая сопротивляться ошейнику, он откинулся на спинку стула, и я осознала, что он натягивал свои цепи с тех самых пор, как увидел меня стоящей у двери. Его взгляд пробежался по мне. — Но ты знаешь цену, любовь моя. Ты знаешь цену. Ты знаешь, как сильно я хочу, чтобы ты её заплатила…
Он склонил голову, показывая на свой пах, но не отрывая от меня взгляда.
Мои челюсти напряглись.
— Ты или кто-то другой из Лао Ху поместил что-то в мой свет? Во время одной из связующих сессий, может? В любое другое время? — я заскрежетала зубами от вспышки его света, стараясь игнорировать это. — Блоки? Какое-то средство отслеживания? Что угодно, что может по-прежнему препятствовать моему
Его улыбка сделалась ещё шире, и из него вышел очередной импульс боли. Он снова смотрел на моё тело, вспоминая отдельные сцены так громко, что это явно было намеренным.
— Боги, я хочу тебя трахнуть… я так сильно хочу тебя трахнуть…
Я без раздумий развернулась и зашагала к двери.
— Подожди! — завопил он. — Подожди! Не уходи!
Я остановилась, легонько прикасаясь пальцами к L-образной ручке.
— Я же тебе сказала… две секунды. Я выразилась предельно ясно. Это время уже истекло.
Когда я обернулась через плечо, его глаза смотрели холоднее, словно пронизывали. Я видела, как он пытается думать вопреки наркотикам, решить, что сказать, чтобы я не ушла. То чувство, стискивающее моё горло, усилилось.
Я повернулась к двери и по-настоящему стиснула ручку, когда он заговорил.
— Какие именно…
Я осталась стоять лицом к двери.
— Вопрос был задан ясно, Дитрини. Отвечай на него.
Очередной завиток боли выплеснулся из его света.
— Ты имеешь в виду те разы, когда моя команда разведчиков по очереди пыталась проникнуть в твой свет? Такие…
Боль ударила в мою грудь, и внезапно мне стало сложно видеть что-либо.
Спустя несколько секунд, показавшихся очень долгими, я осознала, что мои глаза светятся. Я крепче сжала дверную ручку, а Дитрини издал раскатистый смешок. Не думаю, что я пыталась открыть, но дверь всё равно отворилась с другой стороны.
Там стоял Тензи, бледный как мел, с пистолетом в руке.
— …Ты имеешь в виду ночь, когда я пригласил твой класс с уроков разведки на ужин? — крикнул Дитрини, и из его света выплеснулся очередной жёсткий завиток боли. — Ты же помнишь, не так ли, любовь моя? Я также пригласил их отцов. И моих охранников, тех двух версианцев. Думаю, для твоих юных друзей это было очень познавательно. Разве не так, драгоценная…?
К тому времени мне уже приходилось прикладывать усилия, чтобы сдерживать свой свет.
Почти не видя Тензи, я прошла мимо него.
Я остановилась лишь раз, перед тем, как Тензи закрыл дверь. Я посмотрела обратно на Дитрини, наблюдая, как он триумфально улыбается мне, а его лицо озаряется тем самодовольным, знающим выражением. На долю секунды все те образы, которые я на некоторое время сумела уничтожить в своём разуме и свете, резко нахлынули обратно. Волна тошноты в моём нутре превратилась в холодную боль.
Я помнила, как фантазировала об его убийстве, часами воображала детали, гадала, будет ли это стоить всех последствий. Я думала об этом практически каждую секунду того времени, что он оставлял меня без ошейника. Временами я думала, что оно того
Должно быть, Вой Пай услышала некоторые из этих мыслей.
Она не угрожала мне. Она угрожала Джону. Она угрожала моей тёте Кэрол, моему дяде Джеймсу, моим кузинам и кузенам. Она угрожала Анжелине, Фрэнки, моему любимому профессору из колледжа искусств. Она угрожала Касс. Она угрожала Балидору.
В конечном счёте, я не могла рисковать.
Я пыталась твердить себе, что это не имело значения, что будут и другие Дитрини, что если я смогу пережить это, то верну себе свою жизнь — что Вой Пай не будет удерживать меня вечно. Я говорила себе, что это не может длиться вечно.
Я говорила себе, что колесо никогда не перестанет вращаться, и в итоге я буду свободна.
Я знала, что некоторые из этих мыслей — это механизмы психологической адаптации, которые я получила от Ревика; так он справлялся с заточением у его дяди. Я знала, что некоторые из них отнюдь не были здравыми.
Однако теперь, глядя на Дитрини, я ощущала, как мой разум вновь возвращается в то состояние.
Не дав себе по-настоящему задуматься над этим, я выхватила пистолет из руки Тензи.
Повернувшись, я прицелилась в грудь видящего Лао Ху, не успев осознать, что я намереваюсь сделать. Боль, выплеснувшаяся от видящего, заставила меня снять пистолет с предохранителя и до ломоты стиснуть зубы.
— Это тебя заводит? — мой голос дрожал от ярости. — Перспектива твоей неминуемой смерти тебя заводит? Серьёзно?