Война (ЛП)

Я всё ещё беспокоилась о продолжительности процесса и о том, как он может соотнестись с возможным нападением на отель, но Балидор заверил меня, что они будут работать как можно быстрее.

Проблема в том, что они работали в весьма жёстких временных рамках.

По словам Балидора, Викрама и других техников, вызывание зависимости от вайров у видящего должно проходить в несколько этапов, иначе они рисковали превратить видящего в полного овоща. Если мы хотели получить из Дитрини какую-то настоящую информацию, нам нужно было действовать именно так, выставить вайры на самые высокие «безопасные» настройки и наблюдать за эффектом, чтобы убедиться, что мы не пересекли черту.

В зависимости от субъекта такой процесс мог занять от двух до шести недель.

Обычно это длилось примерно четыре недели.

Чем сильнее мы пытались ускорить этот процесс, тем ближе мы подходили к той решающей красной линии полного разрушения функций мозга.

Конечно же, зависимость можно вызвать намного быстрее. Можно даже за один раз полностью взорвать aleimi и разум видящего — в смысле, за считанные часы — но по словам Ревика, если мы так сделаем, то с таким же успехом проще будет пустить Дитрини пулю в мозг.

Какими бы ни были наши аргументы в отношении этичности использования вайров на сородичах-видящих, никто не сомневался в эффективности вайров для ломания разума Дитрини. Все соглашались, что это сработает, включая Ревика. В отличие от наркотиков, видящие не могли выработать способность сопротивляться вайрам; повторяющееся воздействие вайров всё сильнее ломало их aleimi, делая их более подверженными этому влиянию.

Балидор считал, что как только мы вызовем у Дитрини прочную зависимость, лучше будет, чтобы именно я поговорила с ним. Услышав мою оценку того, как Дитрини меня воспринимает, а также увидев нашу единственную совместную беседу, Балидор хотел, чтобы я возглавила ведение допроса.

Ревик, конечно, возненавидел эту идею.

Именно тогда он впервые обвинил нас с Балидором в том, что мы намеренно игнорируем его пожелания и сговорились против него так, что это влияло на него не только в профессиональном, но и в личном плане.

Голос Ревика зазвучал громче.

— Видимо, ты не шутила, когда говорила, что возьмёшь командование на себя, — прорычал он. — Не уверен, то ли я должен быть под впечатлением… то ли мне начинать искать законы о супружеских правах в долбаных кодексах видящих.

Я подняла взгляд и увидела, что его глаза опять слегка светятся.

Издав раздражённый звук от понимания, что он слушал все мои мысли, я лишь покачала головой.

— Я думала, ты сам этого хотел, — сказала я. — Разве не ты сказал мне сделать так? Стать главной? Перестать красться по закоулкам и просто говорить всем вам, чего я хочу? Это же твои слова, верно? Или моя память видящей теперь тоже меня подводит?

— Я не думал, что это будет означать, что ты вовсе отрежешь меня от принятия решения, которое влияет на нас обоих.

— Дитрини не влияет на нас обоих.

— Чёрта с два.

— Только в твоём заплутавшем разуме.

— Элли, — прорычал он. — Он по-прежнему представляет риск для тебя… и для меня… и неважно, хочешь ты признаваться в этом себе или нет. Если ты так притворяешься, будто имеешь над ним какую-то незыблемую власть, что ты «победила» его после того, что он сделал с тобой, то тебе надо оставить свою травму за порогом. Ты всё ещё связана с этим сукиным сыном. Ты всё ещё имеешь световую связь с ним… и с его командой разведчиков. Почему от этого положение дел не ухудшится?

Раздражённо щёлкнув языком, я проглотила очередной колкий ответ, не желая разжигать спор ещё сильнее. Продолжая хмуриться, я показала большим пальцем на дверь кладовки.

— Мы туда идём или нет? — спросила я. — У них до сих пор идёт собрание в соседней комнате, знаешь ли. Ты можешь вести себя прилично? Или нам лучше сначала подняться наверх и поговорить?

— Поговорить? — он фыркнул, продолжая опираться ладонями на стол. — Ты хочешь сказать, потрахаться.

— Или так, — сказала я. — Или и то, и другое.

Ревик снова фыркнул.

— Хрень собачья. Ты не хочешь говорить. Ты хочешь трахаться. Ты прекрасно знаешь, что именно этим мы займёмся, если поднимемся туда.

— Или так, — повторила я, и в моём голосе от нетерпения зазвучали резкие нотки. — Или и то, и другое.

— Я могу ударить тебя ремнём?

Уставившись на него, я издала удивлённый смешок.

— Что? — когда выражение его лица не дрогнуло, я снова щёлкнула языком, в этот раз уже с весельем. — Иисусе. Ты серьёзно?

— Смертельно, бл*дь, серьёзно, — продолжая всматриваться в моё лицо, он сохранял своё выражение нейтральным, когда добавил: — Я не потеряю контроль. Я не переборщу. Обещаю.

Тут я рассмеялась по-настоящему.

— Ну конечно.