Война мага (Хранитель мечей, книга 4, том 1)

- Конешно, конешно, Ваше величество, - тотчас склонился седоусый. Как твоя мудрость анператорская прикажет, так и будет. Мы что... мы люди маленькие. Нам как прикажут...

Император не дослушал, стегнул коня.

Как нам прикажут... Пусть легионеры умирают на Селиновом Валу. Пусть находники и пираты обращают страну в развалины. Пусть горит южное побережье. Мы скажем - нам так приказали. И будет думать, что приказ барона заменит нам собственный разум. Равно как и совесть.

Пока я силён, они даже будут верны, мрачно думал про себя повелитель Мелъина. Они видели в действии белую перчатку. Видели, как я терпел раскалённое железо. Они напуганы. Но это скоро пройдёт. Они вспомнят, в частности, о том, что должны получать жалованье. Пока что, хвала силам, никто из них об этом не задумался.

Так что на Мельин, скорым маршем на Мелъин! У меня очень мало времени. Я должен разбить обнаглевших князьков из-за Селинова Вала. Отбросить пиратов. И понять, что за злая магия послала в бой волков.

Сеамни ничего не смогла ответить. Она только была уверена, что эта сила - не от Радуги. Не от привычных семи Орденов.

Неужели Всебесцветный Нерг нарушил своё неизменное и добровольное отшельничество? Или всё-таки Радуга сумела оправиться от нанесённого поражения, сумела создать что-то новое и в заклятьях, и в самой своей системе магии?

Магики, по рассказам солдат и простолюдинов, на самом деле скрылись с глаз долой. Громадные башни Орденов стояли покинутыми. Не осталось никого в гордых залах, лабораториях и зверинцах, и шайки обнаглевших мародеров бродили там в тщетных поисках чего-нибудь ценного. После исчезновения Императора затаились и немногие остававшиеся "на поверхности" чародеи и чародейки. Никаких сведений о судьбе, к примеру, Сежес или других высоко стоявших магов. Красный Арк погиб совсем, немногочисленные уцелевшие его адепты разбрелись кто куда, и след их потерялся. Во всяком случае, простые дружинники ничего об этом не знали.

Серая Лига тоже затаилась. Ни гу-гу.

Император невольно вспомнил погибшего в дни Мельинского сражения патриарха Хеона и его тагаты. Вот кто сейчас бы пригодился; а если ещё вспомнить их тайную рецептуру, ту хитрую смесь сухих трав, дым которых напрочь отбивал у магов Радуги все чародейские способности... Сейчас Император горько корил себя за то, что в своё время не вызнал у патриарха состав; а теперь Хеона давно уже нет, нет и его окружения - никто не вырвался из мельинских катакомб в ту ночь.

Так или иначе, в имперской политике остался только один игрок из трёх. А именно баронство. Никогда не отличавшееся особенным умом, на сей раз сословие, похоже, решило, что настал его час. Час урвать всего побольше ленов, вольностей и тому подобного. Смертный Ливень кончился, народ вновь потянулся на освобождённый Север, где не торчали так часто над лесами островерхие башни замков и где дышалось вольнее. Благородное сословие наверняка будет пытаться выторговать у Тарвуса право расширить "закон земли" на пока ещё свободные пространства.

Но эти заботы могут подождать. Сейчас - сокрушить врага внешнего. Врагом внутренним займёмся позже.

Пеший отряд продвигался медленно, но теперь Император готов был мириться с задержкой. Без вооружённой силы ему теперЬ; как он чувствовал, не стоит появляться перед замками милордов баронов.

Мало-помалу земля окрест становилась богаче и ухоженнее. Исчезли заброшенные деревни, пролегли тракты также на север и юг, встретились два крупных санных обоза - купцы и охранники, в отличие от покойного барона Струга, сразу признали своего повелителя. Признали с нескрываемым облегчением и радостью.

- Несите весть! - распорядился Император, прощаясь с торговцами. Несите весть, что Император вернулся и что теперь всё пойдёт как прежде.

- Ты же знаешь, "всё" не пойдёт как прежде, - шёпотом упрекнула его Тайде, когда купеческий караван скрылся за изгибом дороги, скрылись мохнатые невысокие лошадки и укутанные в овчиные тулупы возницы.

- Это они внушат себе сами, - буркнул Император. Тайде, конечно же, права. Так, как раньше, до появления Разлома, до войны с Радугой, конечно, не станет уже никогда.