Что им нужно от меня? «Атлике» требовался Аркинский Ключ. Просто и понятно. Маски вьются вокруг меня не один год по эвиальскому счёту, и похоже, им действительно нужны были только Мечи. Артефакты, к которым они почему-то не могли прикасаться. Мечи теперь у Клары, а Маски отчего-то пытаются выманить меня из Эвиала. «Атлика» вспомнила моего отца. К чему это? Сгинувший Витар Лаэда, восстание Безумных Богов…
Отец что-то раскопал? Какой-то артефакт, наподобие этих Мечей? И к нему не подобраться без меня? Или… без моей крови?
Заманчиво. Всегда приятно чувствовать себя незаменимым, пусть даже и в таком роде.
Я ведь тоже прятал Мечи «на кровь», подумал некромант. Отец мог рассуждать так же.
Доля правды в рассуждениях «полуэльфа», конечно, имелась. В частности, как раз тот самый Закон Равновесия. Без него никто с ним, Фессом, не стал бы церемониться.
Значит, отец таки исчез не просто так… а что, если он ещё жив? То видение… неужели…
Сердце бешено заколотилось. Фесс почти перестал слышать, о чём там вещает Эвенстайн.
Но почему они не используют эту самую простую уловку? Почему не скажут – «мы вернём тебе отца»? Значит, всё-таки мёртв…
…Тишина иногда оказывается громче бури, именно наступившее молчание привело некроманта в чувство. Он по-прежнему стоял посреди подземного зала, рядом полыхал Кристалл Сфайрата, драконы пытались допрашивать воющий призрак – а прямо перед ним, Кэром Лаэдой, стояли двое невесть кто, и похоже было, что видимы они только ему одному.
– Ты нас не слушал, – с упрёком бросил полуэльф.
– Много о себе возомнил, – рыкнул Бахмут.
– Точно, брат.
– Решил, что без него не обойтись?
– Точно, решил, – кивнул Фесс. – Ваша, гм, чародейка тут что-то наболтала про моего отца…
– Наболтала, поистине наболтала, – кивнул Эвенстайн. – Видишь ли, некромант, твой отец был действительно выдающимся чародеем. И он, представь себе, служил нам.
Фесс выразительно поднял бровь.
– Государи мои, вы, по-моему, заврались, извините за выражение.
– Нет, не заврались, – по-медвежьи подался вперёд Бахмут. – Витар Лаэда не состоял в наших полках, подобно той, которую ты знал под именем Атлики. Но он выполнял наши поручения. Разумеется, небезвозмездно и с выгодой для себя, как и положено члену Гильдии боевых магов.
Фесс как можно выразительнее пожал плечами. Эта игра ему не нужна, она зачем-то потребовалась его собеседникам. И он обязан узнать, зачем.
– Я давно перестал верить на слово, государи мои. Потребуются веские доказательства, чтобы меня убедить.
– Мы представим тебе доказательства, хотя для нас это и оскорбительно, – Эвенстайн гордо задрал подбородок. – Но не здесь. Не в этом облике.
– Да-да, драконы и аппарации, я помню, – Фесс ухмыльнулся как можно наглее.
– Мы сейчас призраки, такие же, как и она, – Бахмут кивнул в сторону надрывно завывающего в несказанных муках привидения. – Мы можем говорить, не более.
– Как я понимаю, только потому я ещё жив, – ввернул Фесс.
– Да нет же! – проревел Бахмут. – Всё просто, только ты нам никак не желаешь поверить. Твой отец служил нам. Просто служил. Все чародеи Гильдии боевых магов рано или поздно оказываются у кого-то на службе, если, конечно, хотят хоть чего-то добиться.
– Всё, чего добился мой отец, – смерти, – некромант с трудом сдерживался.
– Службы нам без риска не бывает, – пожал плечами Эвенстайн. – Зато вы и жили, как короли. Вспомни, испытывали ли вы нужду, пока твой отец не исчез.
– Не испытывали, верно, – Фесс заставил себя сделать кивок, который, при желании, можно было бы даже назвать «вежливым».
– Просто твой отец предпочитал артефакты золоту, – добавил Бахмут.
Это было правдой. Денег после отца почти не осталось, зато различных магических причуд и диковинок – хоть отбавляй. Однако тётушка Аглая наотрез отказывалась их продавать – мол, «дурная примета». В приметы тётушка верила почти так же истово, как и в Спасителя.
– Пойдём с нами, – продолжал уговаривать Эвенстайн. – Дело твоего отца не должно пропасть.
– Его нет уже много лет, – отрезал Фесс. – Я понятия не имею ни о каком «деле». И если оно не протухло за это время – то стоит ли им заниматься вообще? Мир, во всяком случае, не погиб оттого, что «дело моего отца» осталось безо всякого внимания.