«Эйвилль, – думал Император, покачиваясь в седле. – Эльфийка-вампир. Слуга кровожадных богов. Интересно, к кому эта Белая Тень причисляла себя и себе подобных, не говоря уж о козлоногих? К вегетарианцам? Впрочем, что-то оная Эйвилль не торопится со столь громогласно заявленной местью…»
Невольно он вспоминал Эвиал, ту жуткую крепость и бездонный колодец, где стены выложены из человеческих тел. Болезнь проникла очень глубоко. У похитившего Тайде призрака имелись могущественные хозяева, а у тех – многочисленные союзники. И они двигались от мира к миру, одни беря стремительным штурмом (наверное, подобно тому, как они наступали сейчас на Мельин), а другие – измором, медленной и долгой осадой, когда и появлялись чудовищные язвы крепостей, под которыми погребены неисчислимые жертвы.
Но всё же они не были всесильны. Могучи – да. Но не непобедимы. Над ними, в свою очередь, властвовали некие законы, отличные от тех, которым подчинялись люди, эльфы, гномы и другие, кто живёт и умирает, над кем правит время. Оставалось надеяться, что защитники Мельина ещё успеют отыскать то, что остановит вторжение. И, к сожалению, этим «чем-то» не могли стать простые и верные клинки легионеров. Когорты дрались героически, но против неисчислимой орды козлоногих не выстояла бы и стократно сильнейшая армия.
Великая Пирамида с огненным кристаллом внутри – только это и могло спасти, если верить посмертной речи медведицы Муроно, чародейки народа данкобаров.
Плохо. Император вообще не любил положений, где не оставалось выбора. Один-единственный способ одолеть врага – это почти что полное отсутствие способа. Если противником командуют не идиоты (а на такую удачу Император давно отучился рассчитывать), то возле слабого, уязвимого места или могущественного артефакта, от сохранности которого зависит успех всей войны, разумеется, будет выставлена охрана. Даже если появление неприятеля совершенно невероятно. И скорее всего эта охрана будет многочисленной. Первый легион и гномий хирд, конечно, стоят немалого. Но и они не всесильны.
Магия? Сежес с её пятью помощниками да «сенным обозом»? Да, чародейство Мельина действовало на козлоногих, все это видели. Быть может, соберись под рукой волшебницы Лива
Император стискивал зубы и гнал прочь упорно прокрадывающуюся мысль: а может, стоило вести войну по-иному или же вовсе не стоило? Худо-бедно, но Империя жила. Да, легионы отправлялись на нелепую смерть за океаном, где шла совершенно ненужная престолу война, затеянная всё той же Радугой; да, Семицветье свирепо стерегло свою монополию на чародейство, жестоко расправляясь со всеми, пытавшимися заниматься «незаконной волшбой». Не щадили никого, даже детей.
Семена гнева падали на тщательно удобренную почву. И давали быстрые всходы. Недаром с такой охотой обрушились на магов имперские легионы; недаром так дружно восстал Чёрный Город, обитатели которого дрались словно лучшие когорты мельинской армии.
Всё так.
Но цена победы! Но разорённые и запустевшие земли, нашествие гномов и Дану, ведомых Драгниром и Иммельсторном, нашествия, оставившие по себе страшную кровавую память, которая не смоется ещё очень, очень долго, баронский мятеж, вторжение Семандры?
И, конечно же, Разлом. Жуткая рана на теле мира, через которую устремился враг куда страшнее всех «Радуг» и «Семицветий», вместе взятых?!
Колебания правителя не должны видеть его подданные. Для простых легионеров и центурионов, легатов и гномов, всех, кто отправился с Императором в этот поход, – в седле гордо восседал правитель великой державы, гордый и сильный, уверенный в себе и, конечно же, знающий, что надо делать.
«Так и должно оставаться. Я могу терзать себя сомнениями, могу строго осуждать себя – но это не вырвется наружу. Даже ночью, в постели с Тайде, я не скажу ей всего. Она тоже должна верить. И, наверное, она-то – больше и крепче, чем все остальные, вместе взятые. Я заменю храбро погибшего легионера, искусного гнома-строителя, легата – умелого командира; даже Тарвусу и Клавдию замена найдётся, даже Сежес; а вот Тайде – нет.
Не знаю, дерзнул бы я начать эту войну снова, если бы знал, чем оно всё кончится, – честно признавался себе Император. – Не знаю. Манипулы и когорты – не колоды игральных карт. Они – из живых людей, надеющихся попировать после победы.
Эти сомнения – не признак слабости. Надеюсь».
…Остался позади не один десяток лиг. В опустевшей стране неоткуда было добыть продовольствие, кроме как охотой; ежедневно Императору приходилось отправлять две-три когорты на добычу. Взятый с собой провиант правитель Мельина велел сберегать всеми силами.