Умираем, Рыся? Наверное. Но это уже неважно. Я повторял это много раз, терпя очередное поражение — «неважно, неважно, неважно»; как заклинание, чтобы защититься от горького, непереносимого стыда. Даже не столько вслух, не столько именно этим словом — сколько старался убедить себя «логикой» и рассуждениями. И вот оказался у последней черты, когда уже и доказывать нечего.
Кто-то дергает, мол, встань и иди. Куда, зачем, для чего? Западная Тьма вырвалась на свободу. Даже прикончив Салладорца и отобрав Аркинский Ключ, я ничего не достигну. Не силами простого человека ставить преграды такой мощи…
…Нет, это не я говорю. Это я всё слушаю. А за меня лепечет какая-то растекающаяся зелёною слизью тварь.
…Драконы, Тёмные и твари Салладорца сплелись в один жуткий клубок. Магия против когтей, заклятья против пламени. Призраки схватились с наделёнными плотью. Там трещала и рвалась сама реальность Эвиала — враги не разменивались на какие-то там молнии и огнешары.
Откуда-то возникает картина — Клара и воительница Райна, вдвоём на чёрном драконе, так напоминающем Сфайрата, несутся среди облаков дыма над знакомой опрокинутой пирамидой, до сих пор охваченной пожарами; а навстречу им — колоссальная, от земли до неба, фигура, раскинувшая руки, в пылающих яростным светом белых одеждах, испачканных на боку чем-то красным, вроде крови.
Даже Клара не сдалась. А ты лежишь.
Слова-калеки, слова — смутные письмена. Нет смысла, нет цели, ничего нет.
Где то волшебство, что позволит мне встать?
Нет, не волшебство. Оно тут и вовсе не при чём.
Из глубины памяти пробивается тёплый луч, картина, давно и тщательно отгоняемая: он, мама и отец высоко в окружающих Долину горах, на лугу возле тщательно выложенного водопада. Водопад сделала мама по просьбе мессира Архимага, Кэр это твёрдо запомнил. Грохочущий поток низвергается с вершины острой скалы, где воде, вообще говоря, взяться неоткуда. В каменной чаше у подножия водопада — круглые листья водяных лилий, мама придала им ещё и аромат, какой никогда не встретишь в природе.
Да, это был их последний день вместе. Отец уходил усмирять восстание Безумных Богов, мама… уходила тоже. Кэр не помнил, куда и зачем. Главное — что она оставляла его, не брала с собой. Бросала на тётку. Аглая была доброй, но всё равно — как может она заменить его
Грохочет водопад.
«…и вспененного демона ничем не усмирить!» — дочитывает мама вслух чьи-то стихи.
А его усмирили.
Что-то горячее пробивается по самому краю сознания и памяти — грохот водопада, блеск солнца среди круглых смарагдовых листьев, шершавость нагретого солнцем Долины камня.
Мама, отец! Я вас подвёл.
Вставай, ты, лежебока!
Это уже он сам себе.
Не то дракон, не то вепрь — странное тело, заключившее в себя сознание Кэра Лаэды, вздрагивает, поджимает лапы, подтягивает их под себя.
Кажется, что рвутся все жилы. Кажется, он успел прирасти к земле, чем бы она здесь ни оказалась; а вот Чёрная башня помогает, словно подталкивая в спину.
…Вертясь, ломая крылья, диким, безумным клубком из схватки выкатывается изумрудный дракон. Грудь вспорота, видно, как бьётся сердце, толчками выплескивая из раны дымящуюся кровь. Вайесс умирает, она поворачивает голову, в упор глядя на некроманта.
В глубине разорванной груди ползает целый сонм отвратительных ярко-зелёных змей.
Где-то далеко-далеко, на другом краю света, покрывается паутиной трещин Кристалл Магии, доверенный погибающей Вайесс.
Хрупкая драгоценность Эвиала на миг тускнеет, потом на мгновение вспыхивает нестерпимо-ярко, ночь в глубокой пещере сменяется летним полуднем — и, вместе с отлетающим вздохом умирающей Хранительницы, Кристалл взрывается.
Фесса-Разрушителя подбрасывает, он оказывается на ногах. Неведомая волшба ещё пригнетает к тёмному покрывалу, но тупой обречённости уже нет, заклятье перебито потоком чистой силы; Вайесс застыла бесформенной грудой обугленной плоти, некромант слышит неистовый рёв остальных драконов и видит, как бессильно падает, переломившись прямо в воздухе, бронзовая Менгли, задетая одним из клинков шестирукого.
Теперь некроманта почти швыряет на Салладорца. Когтистая лапа рвёт тянущиеся зеленые щупальца, эвиалец отшатывается, всё ещё что-то бормоча, — Фесс разбирает слова заклятья, но поток высвобожденной мощи в клочья рвёт ещё не составившиеся чары.
Но трое слуг Эвенгара напирают, и даже Тёмная Шестёрка не в силах им противостоять. Крылатая бестия бросается на Сиррина, заключая его в кокон собственных крыльев; пробивая кожу и кости, наружу высовываются сотни острейших шипов, но уже поздно, слишком поздно — крылья расходятся, а на месте одного из Шести — лишь слабо курящаяся кучка пепла.
Новая волна силы.
Фесс едва подавляет неистовое желание броситься врукопашную. Нет, он не имеет права. Они не должны умереть напрасно!