За это время она успела исследовать большую часть острова. Несколько раз забраться на возвышенность у южной оконечности и провести там пару ночей и дней, пытаясь засечь хотя бы малые признаки человека. Именно там она и убедилась, что ее нога уже ступала на этот остров когда-то. Пусть с того дня и минуло двенадцать лет из которых счастливыми были только последние пять. Перекрыв мыслям доступ в запрещенном направлении, она силой вернула их в нужное русло, тоесть, к проблемам насущным. А подумать определенно было о чем. Проблемы множились и явно усложнялись. Находившаяся у женщины рация сдохла на вторые сутки. Как она и предполагала. Она отправилась к месту крушения. Превозмогая тошноту и отвращение повторно облазила все побережье и, конечно же, не нашла ни черта.
Возвратилась в лагерь, согласившись со своим внутренним я, что ей придется продолжить ждать, либо начать зажигать сигнальные костры, выдавая свое местоположение. К этому варианту она собиралась прибегнуть только в самом крайнем случае. За поиски пропавшего судна уже, наверняка, взялись. Значит, совсем скоро на острове объявятся люди – ей остается только ждать и разрабатывать план. Она собиралась воспользоваться случаем. Оставалось только продержаться до появления «спасателей». Если, конечно, не случится еще чего непредвиденного.
Распотрошив грызуна, женщина вытерла нож о штаны и спрятала его за пояс. Костер уже разгорелся, осталось только нанизать тушку на палку.
Странно, но мучительного голода она почему-то не испытывала. На борту судна ей постоянно хотелось есть и пить. Здесь же проблем с водой не было. В глубине острова не было никаких источников, никаких тебе водопадов и озерец с кристально чистой пресной водой. Ее фляга опустела примерно тогда же, когда сдохла рация, правда, ей повезло, и она обнаружила кокосовые пальмы, а затем и бамбук. Чтобы есть, приходилось охотиться.
Не то, чтобы она была большим мастером. Выручал, как обычно, папаша со своими советами, который, кстати, повадился появляться сразу после заката. Он подсаживался к ее костру, располагаясь в позе лотоса, вытаскивал из карманов полоску бумаги и мешочек с табаком и принимался крутить самокрутку.
Вот и сегодня явился. Странно, она ведь думала, что лихорадка прошла.
Через силу запихав в себя жареное мясо, пережевав и кое как проглотив, она сидела прислонившись спиной к дереву, то и дело вздрагивая от ветра и чувствуя, как на горячем лбу проступает испарина, следила за неторопливыми движениями его рук.
– Что, пригорюнилась, Змейка, – промурлыкал он себе под нос, когда оторвался, наконец, от насвистывания какой-то идиотской мелодии. – А, Змейка? Я вижу, ты совсем загрустила.
Она смотрела, как его пальцы равномерно распределяют табак по всей площади бумаги, как он поддерживает ее снизу большими пальцами.
Женщина прошептала:
– Я, кажется, сто раз просила не называть меня так…
Он усмехнулся, не отрываясь от своего занятия и не поднимая на нее глаза, пропел дурашливо:
– Скажите, как ее зовут?
– Ни слова более…
– Ну, хорошо. Как пожелаете, госпожа Гюрза. – Он свернул бумажку вместе с табаком, держа ее большим и указательным пальцами, и принялся крутить, добиваясь нужной ему плотности. – Может, все это – настигшая вас расплата? Как считаете?
– Заткнись, – прошипела она, крепче обхватив себя руками. – Ты – мертв и не можешь читать мне нотации. Так что свали к хренам собачьим.
Он дурашливо высунул язык, потом вытянул губы трубочкой и завыл, высоко задрав голову.
Она поморщилась:
– Да заткнись же ты…
Папаша резко перестал выть.
– Да ты сама вежливость. И всегда такой была.
– А ты всегда был пьяницей и скотиной, тебе повезло, что успел сдохнуть прежде, чем я тебя прикончила.
Усмехаясь, он покачал головой, отодвинув клеящийся край бумаги, смочил его языком, покрутил между пальцами и вдруг замер. Она с каким-то неприятным чувством заметила, что он смотрит на нее. Его глаза были тусклыми, неживыми… глазами мертвеца.
Он сказал:
– Они тут со мной, Гюрза.
Женщина нахмурилась:
– Что ты несешь?
– Хочешь их увидеть? Я ведь могу привести их – твоего мужа и сына, ты только скажи…
– Может, ты уже заткнешься гребаный вонючий ублюдок?! – заорала она, вскочив так резко, что спугнула стайку птиц, спавших в ветвях деревьев.
Пламя костра колыхнулось от порыва налетевшего ветра. Кроме нее здесь больше никого не было, ни единой живой души.
Голова закружилась, в глазах моментально потемнело. Упав на колени, она закрыла руками лицо, начав раскачиваться из стороны в сторону. Он прав. Это – расплата. «Они» приходят, чтобы свести ее с ума. Ей хотелось плакать, но слез не было. Была только боль и злость, да такая, что перед глазами все темнело.
Она повалилась на бок, положив голову на колючую траву. Закрыла глаза.
Через некоторое время откуда-то из темноты раздался тихий голос,
Напевающий, и это не был голос папаши: