В небольшом зале сидели на стульях какие-то люди с лицами, будто ждущими начала киносеанса. Все они не были вооружены, по крайней мере, автоматами, гранатометами и огнеметами.
Макс вошел внутрь, оглушительно чихнул, так что все собравшиеся обернули свои головы на вновь пришедшего.
–
Я матрос Железняк, – сказал он. – Объявляю вам, что революция, которую все так долго ждали, свершилась.Он ловко, как научился в свое время на войне в чученских горах, поднял автомат к плечу и двумя короткими очередями, не превышающими три патрона, снял головы у председательствующего в суде уголовничка и его верной прокурорши при исполнении.
Малый бытовой шум внезапно превратился в большой вселенский хай.
Ну, рассчитывать, что прочие бандиты из «судейских» расплачутся и поднимут руки над головой, было неловко и предосудительно. Макс захлопнул дверь, в которую тотчас же зашлепали выстрелы из зала. Положим, автоматов у них под рукой не было, но, привыкнув к пистолетам, они уже с ними не расстанутся даже в зале суда.
Майор в два прыжка отпрыгнул ко второй двери и всадил в нее зигзагом очередь патронов на пятнадцать. Получился очень хорошо различимый знак, какой раньше оставлял на следах своих преступлений старина Зорро.
С той стороны заквохтали, заохали, застонали и западали. Макс приблизился сбоку, чтоб некто счастливый не пульнул в него через полотно двери в ответку. Правая створка сама собой распахнулась и несколько больших стриженных почти под ноль человек вывалились наружу.
Нет, счастливцев среди них не было. Покойнички из былых людей в масках, что радостно и сладострастно лупили дубинками, кулаками и ногами безответных, в общем-то, граждан, пали смертию храбрых. Лица их были свирепы, но на каждом можно было прочитать удивление: как же так, я ж, блин, неприкасаемый и бессмертный.
Макс дострелял последние семь-восемь-девять патронов поверх этой груды тел, то ли попадая, то ли не очень, в прочих участников процесса, но в рукопашную ринуться не торопился.
–
Первая группа! – заорал он, что было мочи. – Уходим к лодкам.Про вторую и последующие группы он деликатно промолчал.
Сам же дикой иноходью дикого мустанга ринулся обратно к подвалу. Надо было предупредить своих новых знакомых, что дело не уха и пора валить. Он доверял этим загадочным парням гораздо больше, чем всем слугам, невольным и добровольным, что терпели иго «судейских». Трусость, шкурничество, «хельсинкский синдром13
» и тому подобное. Надо бежать отсюда, тем более катамаран, как он надеялся, все еще можно догнать.Тем временем Охвен объяснил всем собравшимся в подвале, что этот мир настолько чужд им всем, что оставаться здесь нет никакого смысла.
–
Если, конечно, мы хотим вернуться по своим делам, – добавил он.–
И уйти отсюда мы сможем только так, как пришли, – вставил Мортен. – Ну, почти так.Оба они умолчали, что возвращаться туда, где им довелось побывать, было мучительно, но как Охвен, так и Мортен знали: только так они смогут продолжить свой путь. Жизнью-то дорога не заканчивается.
–
Что нужно делать? – спросил Илейка. Тойво лишь кивнул головой, соглашаясь с вопросом.Они догадывались, что идти предстояло через камень, но в это раз не было ни «железных сапог», ни «железных хлебов» – ничего не было. Каждый подумал, что, хрястнувшись головой с разбегу о гранитный валун, можно, конечно, пролететь в иное место, но также весьма возможно опасть, как осенний лист, на пол с разбитым лбом и смотреть потом всю оставшуюся жизнь косыми глазами на переливающийся всеми цветами радуги дивный мир.
–
Ну, туда, куда нам предстоит попасть, ведет вполне естественный путь, но мы двинемся неестественным, – сказал Охвен.–
А куда нам надо попасть? – опять поинтересовался Илейка.–
Куда надо, – ответил пожилой викинг и начал озираться.–
Кто у нас тут самый гадкий и злой? – задал не совсем уместный вопрос Мортен.–
Вот он, – сказал Тойво и показал пальцем на охранника, который первым с пистолетом сунулся к ним в камеру.Бандиты снова пришли в себя, но на этот раз лежали смирно и не издавали лишних звуков в тайной надежде: авось, пронесет.
–
А чего это я, – возмутился жесту лежавший вертухай. – Вон, его возьмите.Говорил он по-русски, так что кроме Антикайнена никто ничего не понял. Но указание на своего товарища по банде увидели все.
–
Годится, – сказал Охвен.–
Да, – согласился Мортен.Где-то в отдалении раздались звуки выстрелов. Народ немедленно сообразил, что либо это Макс работает, либо это по Максу работают. Охвен подскочил к половинке манекена и потряс ее, приблизив потом к уху, прислушиваясь к чему-то. Затем резким движением оторвал у куклы руку. Та оторвалась не в плече, как ожидалось, а в локте. Из места отрыва вылезла на пять сантиметров проволока каркаса. Это был старый манекен, еще не пластиковый.