«Война миров» и другие романы

Грэхэм посмотрел вслед аэронавту. Эта мужественная фигура напомнила ему прежние времена.

– Как бы то ни было, мы подкупили его, – сказал Линкольн. – Отчасти подкупили, отчасти же он боялся Острога. С его переходом дело быстро пришло к концу.

Он повернулся, чтобы представить Грэхэму главного инспектора Школьного Треста. Это был высокий изящный человек в голубовато-сером костюме академического покроя. Он поглядывал на Грэхэма сквозь старомодное пенсне и сопровождал каждое свое замечание жестом холеной руки. Грэхэм справился о его обязанностях и задал несколько самых элементарных вопросов. Главного инспектора, по-видимому, забавляла полная неосведомленность Правителя Земли. Он вкратце рассказал о монополии треста в деле воспитания; монополия эта возникла вследствие контракта, заключенного трестом с многочисленными муниципалитетами Лондона; он с энтузиазмом говорил об огромном прогрессе в области воспитания за последние двести лет.

– У нас нет заучивания и зубрежки, – сказал он, – никакой зубрежки. Экзамены окончательно упразднены. Вы довольны, не правда ли?

– Как же вы добились этого? – спросил Грэхэм.

– Мы делаем учение увлекательным, насколько это возможно. А если что-нибудь не нравится ученикам, то мы пропускаем это. У нас ведь обширное поле для изучения.

Он перешел к деталям, и разговор затянулся. Инспектор с большим почтением упомянул имена Песталоцци и Фребеля, хотя, по-видимому, не был знаком с их замечательным учением.

Грэхэм узнал, что лекционный метод преподавания еще существует, но в несколько измененной форме.

– Есть, например, особый тип девиц, – пояснил словоохотливый инспектор, – которые желают учиться, не слишком себя утруждая. Таких у нас тысячи. В настоящий момент, – произнес он с наполеоновским жестом, – около пятисот фонографов в различных частях Лондона читают лекции о влиянии Платона и Свифта на любовные увлечения Шелли, Хэзлитта и Бёрнса. Потом они на основании этой лекции напишут сочинение, и имена наиболее достойных станут широко известны. Вы видите, как далеко мы шагнули. Безграмотные массы ваших дней отошли в область преданий.

– А общественные начальные школы? – спросил Грэхэм. – Вы ими заведуете?

– Конечно, – ответил главный инспектор.

Грэхэм, давно занимавшийся как демократ этим вопросом, заинтересовался и начал расспрашивать. Он вспомнил несколько случайных фраз болтливого старика, с которым столкнулся на темной улице. Главный инспектор подтвердил слова старика.

– У нас нет заучивания, – повторил он, и Грэхэм понял эту фразу в том смысле, что теперь нет напряженного умственного труда. Инспектор вдруг ударился в сентиментальность.

– Мы стараемся сделать начальную школу интересной для маленьких детей. Ведь их в недалеком будущем ждет работа. Несколько простых правил: послушание, трудолюбие.

– Значит, вы учите их немногому?

– Разумеется. Излишнее учение ведет к недовольству и смуте. Мы забавляем их. Вот теперь повсюду волнение, агитация. Откуда только наши рабочие нахватались всех этих идей? Друг от друга, вероятно. Повсюду социалистические бредни, анархия! Агитаторам предоставлено широкое поле деятельности. Я глубоко убежден, что главная моя обязанность – это бороться с недовольством народа. Зачем народу чувствовать себя несчастным?

– Удивляюсь, – проговорил Грэхэм задумчиво. – Многое мне еще непонятно.

Линкольн, который в течение разговора внимательно следил за выражением лица Грэхэма, поспешил вмешаться.

– Другие ждут, – сказал он вполголоса.

Главный инспектор церемонно откланялся.

– Быть может, – заметил Линкольн, уловив случайный взгляд Грэхэма, – вы хотели бы познакомиться с дамами?

Дочь управляющего свинарниками Европейского Пищевого Треста оказалась очаровательной маленькой особой с рыжими волосами и блестящими синими глазами. Линкольн отошел в сторону. Девушка сразу же заявила, что она поклонница «доброго старого времени» – так назвала она то время, когда он впал в летаргию. Она улыбалась, кокетливо прищурив глаза.

– Я не раз пыталась, – болтала она, – представить себе это старое романтическое время, которое вы помните. Каким странным и шумным должен был показаться вам наш мир! Я видела фотографии и картины того времени – маленькие домики из кирпичей, сделанных из обожженной глины, черные от копоти ваших очагов, железнодорожные мосты, простые наивные объявления, важные, суровые пуритане в странных черных сюртуках и громадных шляпах, поезда, железные мосты, лошади, рогатый скот, одичавшие собаки, бегающие по улицам… И вдруг чудом вы перенеслись в наш мир.

– Да, – машинально повторил Грэхэм.

– Вы вырваны из прежней жизни, дорогой и близкой вам.

– Старая жизнь не была счастливой, – ответил Грэхэм. – Я не жалею о ней.

Она быстро посмотрела на него и сочувственно вздохнула.

– Нет?