Несколько мгновений Избистер стоял молча. Потом встрепенулся и сделал нетерпеливое движение.
– К вам вернется сон, – сказал он, – и вы перестанете так мрачно смотреть на мир, помяните мое слово.
Теперь он уже был уверен, что эта встреча не случайна.
Еще полчаса назад он чувствовал скуку и пустоту. Теперь же ему предстояла трудная и благородная задача. Он тотчас же принял решение. Прежде всего этот несчастный нуждается в дружеском участии.
Избистер примостился на краю мшистого утеса рядом с неподвижно сидевшим незнакомцем и изо всех сил начал развлекать его. Но тот словно погрузился в апатию; он угрюмо смотрел на море и лишь коротко отвечал на вопросы Избистера, однако не выказывал неудовольствия по поводу непрошеного сочувствия. Казалось, он даже был рад этому, и когда Избистер, видя, что разговор не клеится, предложил подняться наверх и вернуться в Боскасль, чтобы полюбоваться на Блэкапит, он охотно согласился. На полпути он принялся разговаривать сам с собой, а потом внезапно повернул к Избистеру свое мертвенное лицо.
– Чем же это все кончится? – спросил он, сделав слабый жест рукой. – Чем же это все кончится? Все идет кругом, кругом, кругом. Все непрестанно вертится, вертится, вертится…
Остановившись, он очертил рукой круг в воздухе.
– Отлично, дружище, – сказал Избистер с видом старого приятеля. – Не мучайте себя понапрасну. Положитесь на меня.
Незнакомец отвернулся и опустил руку. Они продолжали подниматься по узкой тропинке, змеившейся на краю обрыва, направляясь к мысу за Пенэлли; страдающий бессонницей человек шел впереди Избистера, он то и дело жестикулировал, роняя бессвязные, отрывочные слова.
Дойдя до мыса, они остановились на том месте, откуда открывается вид на мрачный, таинственный Блэкапит, и незнакомец присел отдохнуть. Как только тропинка стала шире, они пошли рядом, Избистер возобновил разговор. Он только что начал распространяться о затруднениях, с которыми сталкивались в непогоду при постройке Боскасльской гавани, как вдруг спутник перебил его.
– Моя голова совсем не та, что раньше, – проговорил он, для большей выразительности подкрепляя слова жестами.
– Совсем не та, что раньше. Я чувствую какое-то давление, тяжесть. Нет, это не сонливость. Это похоже на тень, глубокую тень, внезапно и быстро падающую на что-то живое, деятельное. Все кружится и погружается во мрак, во мрак.
Полный сумбур мыслей и водоворот, водоворот. Я не могу этого выразить. Я с трудом могу сосредоточиться и говорить с вами об этом.
Видимо, ослабев, он остановился.
– Не утруждайте себя, дружище, – сказал Избистер. –
Мне кажется, я понимаю вас. Во всяком случае, нет никакой надобности рассказывать об этих вещах.
Незнакомец начал протирать себе глаза. Избистер попытался было поддержать разговор, потом у него мелькнула новая мысль.
– Пойдемте ко мне, – предложил он, – посидим и покурим. Я покажу вам мои наброски Блэкапита. Хотите?
Незнакомец покорно встал и пошел за ним вниз по склону.
Движения его были медленны и неуверенны, и Избистер слышал, как он спотыкался, спускаясь с горы.
– Войдемте ко мне, – пригласил Избистер. – Не хотите ли сигарету или чего-нибудь спиртного? Вы употребляете крепкие напитки?
Незнакомец в нерешительности остановился у садовой калитки. По-видимому, он не отдавал себе отчета в своих действиях.
– Я ничего не пью, – медленно произнес он, поднимаясь по садовой дорожке. – Нет, – повторил он спустя минуту, –
я ничего не пью. Все кружится, все вертится колесом.
Споткнувшись на пороге, он вошел в комнату, точно слепой.
Затем тяжело опустился, почти упал в кресло. Наклонился вперед, сжал лоб руками и замер. Из груди его вырвался сдавленный вздох.
Избистер суетился с растерянным видом, какой бывает у неопытных хозяев, произнося отрывочные фразы, которые почти не требовали ответа. Он взял папку, потом переложил ее на стол и посмотрел на часы, стоявшие на камине.
– Надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной, –
сказал он, держа в руке незакуренную сигарету и думая, что гость его, вероятно, страдает от злоупотребления наркотиками. – Могу вам предложить только холодную баранину, но она прямо великолепная. По-уэльски. И еще, кажется, сладкий пирог.
Он дважды повторил приглашение.
Незнакомец молчал. Избистер остановился со спичкой в руке и взглянул на своего гостя.
Тот продолжал молчать. Избистер выронил спичку и, так и не закурив, положил на стол сигарету. Казалось, незнакомец задремал. Избистер взял папку, открыл ее, снова закрыл; он колебался, говорить ему или нет.
– Быть может… – начал он шепотом.
Он взглянул на дверь, потом на гостя в кресле. Затем осторожно, на цыпочках, оглядываясь на своего гостя, вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.
Наружная дверь оставалась открытой; Избистер вышел в сад и остановился возле куста волчьего аконита. Отсюда через открытое окно он мог видеть незнакомца, неподвижно сидящего все в той же позе.