Совещание, как показалось Грэхэму, длилось бесконечно долго. Он взглянул на неподвижного гиганта, у ног которого происходило заседание Совета, затем на стены зала, украшенные панно в псевдояпонском стиле, некоторые из них были очень красивы. Эти панно в громадных, тонкой работы рамах из темного металла размещались между металлическими кариатидами галереи и продольными архитектурными линиями. Изящные панно еще более подчеркивали строгую белизну и мощную простоту огромной статуи в центре зала.
Взглянув снова на Совет, Грэхэм увидел, что Говард уже спускается со ступеней. Когда он приблизился, Грэхэм заметил, что лицо его было красно и что он отдувался, как человек, только что выдержавший неприятный разговор.
Он был, видимо, смущен и встревожен.
– Сюда, – сказал он кратко, и они молча вошли в маленькую дверь, которая раскрылась при их приближении.
По обе стороны этой двери стояли люди в красном одеянии. Переступая порог, Грэхэм обернулся и увидел, что весь Совет в белых одеждах стоит у подножия статуи и смотрит ему вслед. Затем дверь с резким стуком захлопнулась, и в первый раз после своего пробуждения он очутился среди полнейшей тишины. Не слышно было даже своих шагов.
Говард открыл другую дверь, и они оказались в первой из двух смежных комнат, белого и зеленого цвета.
– Что это за Совет? – спросил Грэхэм. – О чем эти люди совещались? Какое они имеют отношение ко мне?
Говард тщательно запер дверь и что-то пробормотал.
Пройдясь по комнате, он обернулся и еще раз тяжело вздохнул.
– Уф! – произнес он с облегчением.
Грэхэм стоял и смотрел на него.
– Вы, конечно, понимаете, – начал наконец Говард, стараясь не глядеть на Грэхэма, – что наше социальное устройство чрезвычайно сложно. Если просто сообщить вам голые факты и никак не объяснить их, то у вас сложится неверное представление. Дело в том, что благодаря целому ряду причин небольшое состояние ваше, увеличенное состоянием Уорминга, вашего двоюродного брата, перешедшим по его смерти к вам, чрезвычайно возросло.
Вместе с тем ваша личность приобрела весьма большое, мировое значение…
Он замолчал.
– Ну? – произнес Грэхэм.
– Происходят большие волнения.
– Что же дальше?
– Дела приняли такой оборот, что необходимо заключить вас в это помещение.
– Арестовать меня? – воскликнул Грэхэм.
– Не совсем так… На некоторое время вас необходимо изолировать.
– Странно! – удивился Грэхэм.
– Вам не будет причинено ни малейшего вреда.
– Ни малейшего вреда!
– Да, но вы должны оставаться здесь.
– Прежде я хочу осознать свое положение.
– Конечно.
– Отлично, рассказывайте же. О каком вреде вы упомянули?
– Теперь не время рассказывать.
– Почему же?
– Это чересчур длинная история, сир.
– Тем более оснований начать теперь же. Вы сказали, что моя личность имеет большое значение. Что это за крики, которые я слышал? Почему так волнуется народ, узнав, что я проснулся? Кто эти люди в белом зале Совета?
– Все в свое время, сир, – ответил Говард. – Не все сразу. Теперь такое смутное время, что голова идет кругом.
Ваше пробуждение… Никто не ожидал, что вы проснетесь.
Совет заседает.
– Какой Совет?
– Который вы только что видели.
Грэхэм сделал нетерпеливый жест.
– Этого недостаточно! – воскликнул он. – Вы должны сказать мне, что там происходит.
– Придется вам подождать. Вы должны подождать.
Грэхэм сел.
– Если я ждал так долго, чтобы вернуться к жизни, –
проговорил он, – то думаю, что смогу и еще подождать немного.
– Отлично, – сказал Говард. – Это благоразумно. А теперь я пока оставлю вас одного. На некоторое время. Я
должен присутствовать в Совете… Право, я очень сожалею…
С этими словами он подошел к бесшумно растворившейся двери и исчез.
Грэхэм подошел к двери и попробовал ее отворить, но тщетно. Он никак не мог понять ее устройство. Тогда он принялся ходить по комнате, потом сел.
Скрестив руки, нахмурив брови и кусая ногти, он неподвижно сидел и старался разобраться в калейдоскопе событий и впечатлений первого часа своей новой жизни после пробуждения. Гигантские механизмы, бесконечные анфилады комнат и переходов, суматоха и борьба на платформах, группа чуждых, враждебных людей у подножия гиганта Атласа, таинственное поведение Говарда!
Намек на громадное наследство, в отношении которого, быть может, были допущены злоупотребления, на нечто, чему еще не было прецедентов в истории! Но что же делать?.. Глубокая тишина уединенных комнат так красноречиво говорила ему о заключении.
Внезапно у него мелькнула мысль, что эта цепь ярких впечатлений – всего лишь сон. Он попробовал закрыть глаза, но и это испытанное средство не помогло.
Тогда он принялся осматривать комнаты, в которых находился.
В длинном овальном зеркале он увидел свое отражение и остановился удивленный. Он был одет в изящный костюм пурпурного и светло-синего цвета. Слегка седеющая борода была подстрижена остроконечно, а волосы на голове, когда-то черные, теперь же серебрившиеся сединой, обрамляли его лоб необычной, но довольно красивой прической. Он выглядел, как человек лет сорока пяти.
В первое мгновение он даже не узнал себя. Потом горько рассмеялся.