Война миров стихает в час расплаты

Вскоре под предлогом проверки соблюдения паспортного режима Никонова заставляют устроиться на работу. Трудится он в часовой мастерской, и туда оперативники внедряют своего человека. Именно от него они получают сведения о том, что ценности, вынесенные Борисом из квартиры Ойстраха, находятся не где-нибудь, а в Воронеже.

Долгожданное раскрытие

В середине января 69-го года все лица, причастные к громкой московской краже были задержаны. Доставленный в воронежский ИВС Борис Дмитриевич Никонов категорически отказывается давать показания и заявляет, что в обвинениях его МУРом учинена провокация и он ни в чём не виновен. Из допросов же его родственников было очевидно, что они что-то скрывают, особенно тётки, у которых он жил. Их-то и надо было «раскрутить».

На очередном допросе, проводившемся при участии начальника воронежского УВД, Борис Алексеевич Жуков убеждает одну из тёток дать правдивые показания. Однако, рассказав о краденых вещах и согласившись их выдать, тётка ставит ультиматум, что отдаст всё только лично в руки Жукову и без понятых.

Другого выхода не было, и поэтому, пойдя на нарушение процессуальных норм, поздним январским вечером Жуков сел в служебную машину и поехал вместе с этой, совсем незнакомой ему женщиной к родителям её мужа. Там в сарае из-под половиц и вытащили они вещевой мешок, в котором находился рюкзак с ворованными ценностями и валютой.

Примерно через час после отъезда Борис Алексеевич прибыл в УВД, где в его кабинете следственно-оперативная группа уже с понятыми описывала всю ночь содержимое этого рюкзака. А на следующий день утром сам Жуков передал всё, находившееся в нём несметное богатство, в руки московского генерала, который поблагодарил его и в сопровождении оперативников МУРа отбыл на самолёте в Москву. Сразу с собой они забрали и Бориса Никонова, прощанию которого с Воронежем предшествовал очередной акт агрессии.

По словам бывшего заместителя начальника ОУР УВД Воронежской области Ивана Яковлевича Пирожкова, как-то в адрес присутствовавшего на допросе Жукова Борис зло выпалил: «Я с Вами ещё встречусь!» «Где же и когда?» – спросил, недоумевая, комиссар. «Как где – на квартире», – просветил Борис непонятливого генерала. «Так ты у меня в квартире ничего, кроме френча, не возьмёшь», – ухмыльнулся Жуков. «А мне он и не нужен, – сказал Никонов, – у Вас холодильник есть – есть, так возьму его. И вы здесь все, как мухи, передохните!..»

Но обрушенный на комиссара гнев ни сам Борис, ни постоянно выгораживавший его Сергей так и не облачили в действие. А теперь, когда «иных уж нет, а те далече», тем более мстить бессмысленно.

Братья по ненависти

Существует ли воровская дружба? Кто-то скажет «да», а я в этом, например, сомневаюсь. Ведь дружба только тогда прекрасное состояние души, когда она не зиждется на деньгах и корысти и не замешана на совместных криминальных делах. Поэтому братья Никоновы фактически между собой не дружили, хоть и имели одних родителей, хоть и соприкасались порой на воровской почве. Ибо каждый, особенно во время последовавших за ойстраховской кражами, жил сам по себе и отвечал только за своё.

Хотя… материалы этого уголовного дела отмечают, что 16 мая 1969 года, когда Москва вела следствие, Сергей Никонов вдруг основную вину взял на себя. Мол, его брат в квартире не был, и идея совершения кражи принадлежит лично ему. Мол, с августа 1968 года он постоянно наблюдал за квартирой, адрес которой увидел в телефонной книжке своего отца. Мол, в отсутствии Ойстраха снял слепки ключей входной двери, по каким самостоятельно изготовил дубликаты. Мол, придя с крадеными вещами домой, он передал их своему, находившемуся в Москве, брату, которого и попросил увезти похищенное в Воронеж и там спрятать.

Однако те показания были по-юношески наивны и безосновательны. Видимо, отнюдь не любовь к брату рождала их, а скорее боязнь расправы его стороны. (Да оно и понятно: и мать, и отец, и тётки боялись Бориса.) А значит, очевидно, что в период оперативной работы, проводившейся в отношении Бориса, он постоянно курсировал между Москвой и Воронежем далеко не с целью руководства преступными действиями Сергея и помощи ему советами, как резюмировало московское следствие, а для оказания на него психологического, а то и физического давления.

Еще в 59-м Борис, как уже оформившийся уголовник, старался подчинить своей воле пока несмышлёного девятилетнего Сергея. Тогда он, вскрыв квартиру одного воронежского генерала, заставил младшего брата выносить с ним тяжёлые персидские ковры. И хотя возбуждённое тогда дело из-за недостатка улик закрыли, столь домостроевский способ приобщения к воровскому ремеслу оперативникам запомнился надолго.