Между нашими двумя странами есть дорога. По вашим стандартам она маленькая, в некоторых местах даже не асфальтированная, но это главная южная артерия в Белуджистане. Если перерезать ее всего в одном месте, у моста Через реку Кеч, можно тут же отсечь шестьдесят процентов Потока беженцев. Я полетел на задание сам, ночью. Свет автомобильных фар был виден за несколько миль, длинный, тонкий белый след во тьме. Я даже различил вспышки выстрелов. Там было много зараженных. Я прицелился в центральную опору моста, которую тяжелее всего восстановить Бомбы отделились легко. Американский самолет, оставшийся с тех времен, когда мы являлись вынужденными союзниками, использовался для уничтожения моста, построенного с помощью американцев. Главнокомандующий оценил иронию. Лично мне было плевать. Едва почувствовав, что «фантом» полегчал, я смотал удочки и стал ждать доклада с борта наблюдателя, молясь, чтобы пакистанцы не отомстили.
Конечно, Аллах не услышал мои молитвы. Тремя часами позже гарнизон в Кила Сафед перестрелял наших на пограничной станции. Теперь я знаю, что наш президент и аятолла хотели выйти из конфликта. Мы добились своего, они отомстили. Зуб за зуб, и ладно. Но кто скажет об этом другой стороне? Их посольство в Тегеране уничтожило свои шифровальные аппараты и радиостанции. Этот сукин сын, полковник, предпочел застрелиться, но не выдавать «государственные тайны». У нас не имелось ни прямых, ни дипломатических каналов. Никто не знал, как связаться с пакистанским руководством. Мы даже не знали, существует ли оно вообще. Началась неразбериха, которая вылилась в гнев, а гнев обратился на соседей. С каждым часом конфликт нарастал. Пограничные стычки, удары с воздуха. Все случилось очень быстро, всего три дня традиционной войны, при этом ни у одной из сторон не было четкой цели, только паническая ярость.
— Мы породили чудовище, атомную тварь, которую не могла утихомирить ни одна из сторон… Тегеран, Исламабад, Ком, Лахор, Бандар Аббас, Ормара, Имам Хомейни, Фей-салабад. Никто не знает, сколько умерло от ядерных взрывов и сколько еще умрет, когда начнут расплываться радиационные облака — над нашими странами, над Индией, юго-восточной Азией, Тихим океаном, Америкой.
Никто не знал, что так случится. Боже мой, они ведь помогали нам создавать атомную программу с нуля! Поставляли материалы, технологии, выступали в качестве посредника между нами и Южной Кореей, ренегатами из России… без наших мусульманских братьев мы бы не стали атомной державой. Этого никто не ожидал, но ведь никто не ждал и воскрешения мертвых, правда? Предвидеть такое мог только один, но я больше в него не верю.
Мой поезд опаздывает. Проверяли западный разводной мост. Однако Тод Вайнио, судя по всему, не сердится из-за того, что ему пришлось ждать меня на платформе. Мы пожимаем друг другу руки под вокзальной фреской, изображающей Победу. Самый легко узнаваемый американский символ Мировой войны Z… Ее делали с фотографии — солдаты стоят спиной к нам на берегу Гудзона со стороны Нью-Джерси и смотрят, как встает солнце над Манхэттеном. Мой собеседник выглядит маленьким и хилым рядом с этими гигантами. Как большинство мужчин его поколения, Тод Вайнио постарел раньше времени. Глядя на округлившееся брюшко, редеющие седые волосы и три глубоких параллельных шрама на правой щеке, не сразу догадаешься, что этот бывший американский пехотинец еще только начинает жить. По крайней мере, если считать по годам.
— В тот день небо было алым. Дым, дерьмо, которое наполняло воздух целое лето, окрасили все янтарно-красным, будто смотришь на мир сквозь адские очки. Вот таким я впервые увидел Йонкерс, этот маленький захолустный городишко к северу от Нью-Йорка. Вряд ли раньше о нем кто-то слышал. Я — точно нет, а теперь он как Перл-Харбор… впрочем, нет… там была внезапная атака. Скорее Литл-Бигхорн, где мы… в общем… Суть в том, что не было никакой внезапности, война… или чрезвычайная ситуация, зовите, как хотите… уже началась. Прошло три месяца, как все с головой ударились в панику.
Вы помните, как это было. Люди просто с ума посходили… заколачивали дома, воровали еду, оружие, стреляли во все, что движется. Погибла уйма народа, эти Рэмбо, пожары автомобильные аварии и просто… весь долбаный круговорот, который мы теперь называем Великой Паникой. Думаю, он погубил больше людей, чем Зак.
Кажется, я понимаю, от чего власть имущие посчитали крупную военную акцию отличной идеей. Они хотели показать народу, что еще контролируют ситуацию, успокоить к чертовой матери людей, чтобы заняться основной проблемой. Я понимаю, они хотели пропагандистского хода. Так я оказался в Йонкерсе.
В принципе, место выбрали не самое худшее. Часть города лежала прямо в маленькой долине, а за холмами находился Гудзон. Автострада вдоль Сомилл-ривер шла по центру нашей основной линии обороны, и беженцы, которые стекались по дороге, вели мертвецов прямо к нам. Это была естественная ловушка, а еще отличная идея… единственная отличная идея за тот день.