Война Моря и Суши

Понадобилось время, прежде чем Арт разрешил себе поверить. Поверить в то, что на дне Мирового океана находится бесспорно разумное существо и бесспорно – продукт эволюции Homo sapiens, но при этом существо не может называться и не является человеком, хотя бы уже потому, что имеет планетарные размеры. Арт созерцал это создание, и для него было совершенно естественно то, что форма нового «венца природы» накладывается на карту Южного полушария планеты, следуя координатам размещения подводных мегаполисов, электрических кабелей и транспортных тоннелей между ними.

Арт подумал: как назвать то, что он видит? Слово нашлось. На дне морей деятельно жил Змей Мудрости – коллективный разум подводников. Он целостен. Он един. Он самодостаточен. Но нельзя говорить о его неделимости; Артемий наблюдал, как Великий Змей искрит (если можно так описать отделение малых его частей). Микрочасти двигались вверх и вниз – существо взаимодействовало с миром, искры скапливались в сгустки – анклавы и базы Моря; отдельные искры оказывались далеко, но таких немного. И Арт теперь знал, что его собственный лепет, его плач – всего лишь попытка остаться в привычной системе представлений. А между тем навстречу внешнему миру уходили те подводники, чьё эго ещё определялось в выборе: слиться в единое целое или сохранить своё «я»?

Таинственная хозяйка «Жемчужины мира» ждала.

Арт понял: она ждёт ответ.

И ответ нашёлся.

– Сам! – сказал он.

Арт почувствовал, что его мягко отделили.

Чувства отторжения не было, но всепоглощающее понимание исчезло, а вопросы, наоборот, остались. Он вибрировал в поисках ответа:

– Все уйдут?

– Уже ушли. Почти.

– Умереть?

– Их выбор.

– Почему? – Арт спрашивал о причинах войны, и внутри трепетало – настолько важным было для него понимание сути происходящего.

Голос отозвался легко, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся:

– Слияние сознаний преждевременно. Внешний мир отстаёт. Ему нужно сравняться с нижним.

Он почувствовал: его торопят.

И как напутствие:

– Ты. Береги всех. Ты – можешь. Ты есть милосердие. Решай. Решайся. Ступай!

Арт просыпался.

«Ре-шай-ся…»

«А теперь мы вернёмся в колыбель… Решайся! Ты можешь. Решайся!»

Непривычно беспокоил большой палец на правой руке, аналитик уставился на него, затем, хмыкнув, засунул в рот и тут же знакомые ощущения подтвердили его догадку: во время разговора с Оракулом он, как плод в утробе матери, сосал палец.

Валевский расхохотался: долго, неудержимо, до слёз, до икоты. Он смеялся так, что некоторое время не мог двигаться к выходу, следуя за мелькающими сполохами на полу.

Откуда-то повеяло озонированным воздухом, аналитик задышал полной грудью, вентилируя лёгкие, и зашагал. Пройти путь по тёмному тоннелю предстояло в полном одиночестве. Бег бледных огоньков завораживал, их ритм гипнотизировал, располагая к размышлениям. Каждые пятьдесят шагов отмечало тихое бряцание невидимых тимпанов, напоминавшее, что путник не оставлен без внимания и находится в контролируемой зоне.

…Собственно, ничего не осталось в памяти, кроме нескольких расплывчатых фраз. Но и разочарования не было. Наоборот, тело радостно трепетало от одного воспоминания о «Жемчужине мира» – таинственном обиталище Оракула, и свидание с неосознанным прошлым, предтечей рождения, теперь вызывало не смех, но умиротворение и примирение с собой.

Цветные сполохи на полу вывели его через тёмный зал к выходу. Там Валевского встречал взволнованный привратник Оракула.

– Это вам, – сказал чиновник, вручая настоящий бумажный лист, глянцевый, с водяными знаками: над гладью моря восходит солнце и летит альбатрос. На листе было отпечатано краткое «ДО ВСТРЕЧИ!».

– Что это?! – спросил ошарашенный Валевский, держа на весу драгоценную бумагу и не зная, как с ней поступить.

– Оракул разрешает посетить его ещё раз, – пояснил чиновник, удивлённый не меньше Валевского. – Очень редкий случай, сэр. Очень редкий. Мне рассказывали, что такое бывает, но на моей памяти вы – первый. Поздравляю.

Через день Арт подал рапорт о командировке на поверхность, в зону боевых действий.

Лена, узнав о его решении, расплакалась и отключила канал связи.

Оставалось попрощаться с Марком Эйджи.

Инсуб поиграл желваками, глаза его словно остекленели, и этими невидящими глазами друг смотрел мимо Валевского, куда-то в угол, словно перед ним не человек, а нежить.

– Один должен уйти, – прошептал он в сторону. – Я знал и боялся этого… – выдавил Марк. – Уходишь в инферно, а это оправдано лишь в случае, когда у тебя не остаётся выбора…

– Я ухожу туда, где сейчас решается судьба всей планеты, Марк. Называй мой выбор как хочешь. Признаюсь, меня всё время щекочет вопрос: почему ты даже не помышлял о том, чтобы быть полезным Армии Моря? Ты, высококлассный инженер? Может, ребята гибнут именно потому, что слишком мало челов с индексом, как у тебя, изволят участвовать в этой войне?