– Ну, если вопросов нет… Рота, смирно! – Бегов вскинул ладонь к опушённой мехом каске. – Вольно! Господ офицеров попрошу пройти в мой шатёр. Сержант, разводите плутонги.
Милушкин подержал ещё немного людей, почитал нотации, «пропесочил» пару человек за их нерадивость, похвалил отделение отборных ротных стрелков капрала Мухина за их беспорочную службу.
– Разойдись! – разнёсся его зычный голос, и егеря потопали к местам своего расположения.
– Конечно, чего бы это Никитичу да Мухинских не нахваливать, – ворчал Южаков Иван. – В караулы и на хозяйственные работы их меньше, чем строевые отделения, гоняют. На полигонах штыками чучела они не рвут и совнями не машут, как вот мы. Знай себе только постреливай вдаль и дырки на мишенях ищи.
– Вот, вот, а ещё и мясной дух у них в артели гораздо сильнее стоит на ужин, чем у нас, – заметил шагающий рядом Лыков. – Не то что от наших котлов со старой мороженой кониной. Небось, бараний жир, тот, что им для смазки штуцеров дают, потихоньку к себе в котёл кидают.
– Да ну, ты брось, Рябой, такое наговаривать, – нахмурился капрал. – Чтобы отборные стрелки – и оружейную смазку да на своё брюхо переводили? Ни в жизнь я в такое не поверю! Его, этот самый бараний жир, перед тем как для чистки в отделения передать, знаешь, Тишка, сколько в котлах оружейники вываривают? Сам видел, когда мы в прошлом году у Серета квартировались. По малой толике потом его на каждый винтовальный ствол выдают. Вот смотри, – и вынул из кармана небольшую деревянную коробочку. – Вона, глянь, какой внутри шарик махонький, и мне его на неделю как-то растянуть надо. А чистить эти самые винтовальные нарезные стволы знаешь, сколько надобно? Это ведь тебе не свой, не гладкий, фузейный, грязной паклей шоркать. Ты вон, два раза в неделю с него бахнул и всё, потом знай себе, до блеска начищай, порядок в нём поддерживай. А они-то, отборные стрелки, припомни, по сколько раз кажный день из своих штуцеров стреляют? Бывает даже, и целую дюжину ведь дальних выстрелов за один полигон делают! Попробуй потом тот стреляный штуцер до уставного вида обиходить!
– Ну не знаю, – пожал плечами Лыков. – Однако же позавчерась, Лука Назарович, я опосля вечерней караульной смены возвращался, а это ведь как раз перед отбоем было, и уж таким запахом от их палатки на меня повеяло, что, честное слово, еле я удержался, чтобы к ним в гости не заскочить.
Плутонг дошёл до рядов палаток, расположенных в низинке. Все они имели двойное покрытие из пропитанной воском плотной парусины. На многих были накинуты к тому же ещё и большие широкие полосы трофейного войлока и тряпья, а боковины обложены и усилены жердинами или щитами из плетня.
– Зиновий, чего тут у тебя, долго ли ждать? – полюбопытствовал Филимон, подходя к стоящему у очага артельному.
– Рано пока, обождать ещё маненько надо, – важно изрёк дежурный готовщик, дуя на ложку. – Крупа чуток твердовата, да и мясо сильно жёсткое. Хотя так-то ведь давно уж я его вывариваться поставил.
– Конечно, с передней ноги достался кус, с самого худого места, где одни жилы, – проворчал откидывающий полог палатки Лыков. – Ладно бы если с ляжки, так нет ведь, с самого неудобья. Ещё бы голое копыто глодать дали!
– Иди уже, бубнишь тут! – подтолкнул его в спину Лошкарёв. – Скажи спасибо, Тишка, что не тухлой солониной, как бывалочи, нас покамест тут кормят. И не на одних сухарях плесневелых, как под Очаковым, пока здесь сидим.
– Кому спасибо-то говорить, Нестор? Туркам и татарам, что ли? – огрызнулся тот. – Подожди, вот скоро оттепели придут, и этого даже в порционе не будет.
Внутри большой, на всё отделение, солдатской палатки зажгли масляный светильник, и в неровном его свете метались по стенам чёрные тени. Внутри было холодно, и на каждого заходящего покрикивали, чтобы он скорее задёргивал входной полог.
Точно такая же, как и у строевых отделений, стояла в ряду с самого краю, ближе к реке, и палатка ротных отборных стрелков. У походного, сложенного из крупных камней очага суетился артельный готовщик, которым по очереди в этот день был Баклушин Иван.
– Скоро, совсем скоро, робяты, – опережая вопрос, крикнул он подходящим стрелкам. – Уже снял с костра я кашицу, в палатку занёс котёл. Сейчас, вот чуток пропарится он под шинелкой, и тогда уж вкушать варево можно будет. Руки ополосните и внутрь заходьте, а я сейчас и второй котёл для кипятка на огонь поставлю. Как раз опосля жирной кашки степным отваром будет хорошо сухари запивать.
На самодельной столешнице посредине палатки ждал егерей традиционный ужин – разваренная крупа с мясом. Лежало тут же с десяток луковиц, два ржаных каравая и горка сухарей.
– Интендантские сегодня расстарались, – довольно протянул самый старший по возрасту в отделении Пахом. – На ужин всех вторым караваем нонче наделили. Видать, с тем обозом, что вчерась в лагерь пришел, и мука тоже на санях подъехала. Вот побольше и напекли хлеба.
В палатку зашёл Баклушин и подсел в тесный кружок егерей. С котла сняли «шубу», а потом и саму крышку. Пахнуло так, что у всех побежали слюнки.