Был такой Маяковский
Сознание человека современного удивительно фрагментарно, ассоциативно и, я бы даже так сказал, простите за невольный неологизм, «клипообразно».
Я вот недавно на одной тусовке брякнул, что в ближайшие выходные собираюсь ехать покупать стол на дачу.
Завалили советами: материал, производители, дизайн.
Это то, чем интересуется современный покупатель, а любой современный человек это, к сожалению, прежде всего – покупатель.
Остальное – неважно.
И даже несмотря на тот вопиющий факт, что я, через некоторое время взвыв от количества добровольных советчиков и помощников, громко объявил, что в советах не нуждаюсь и вообще собирался покупать не обеденный стол, а журнальный столик в кабинет на втором этаже, народ все продолжал и продолжал подходить с советами…
Это я к тому, что в России не все, что зовется Владимиром Владимировичем, обязательно работает главой правительства.
Есть еще и другие.
Был, к примеру, такой Маяковский.
И ему 7 июля сего года исполняется то ли сто семнадцать, то ли сто восемнадцать лет. Точный год своего рождения Владимир Владимирович не знал и сам: писал, что мнения мамы и данные послужного списка отца расходятся.
А что вы хотели? Он же в Грузии родился. В селе Багдады Кутаисского района, в семье лесничего.
А там до сих пор в той же юношеской сборной этой страны по футболу такие лбы носятся, что смотришь на его лысину и думаешь: кому верить? То ли собственным глазам, то ли паспорту этого ни от кого не зависимого государства, прости меня Господи. В котором, в паспорте то есть, черным по белому записано, что этому дядьке с пивным брюхом аккурат как вчера неполные шестнадцать исполнились. Ну, там – плюс-минус семь-восемь.
Все как всегда.
Вот и с Маяковским такие же дела: ну, ждали ребенка в том году, родился в этом – это что, повод отказываться от пособия за год предыдущий?!
Ну, вы даете. В Грузии такого только не предлагайте. Не поймут…
Хотя таким, как Маяковский, вообще, собственно говоря, пофиг, когда и где рождаться.
Им даже не важно, где и как умирать.
Не говоря уж о таких подробностях, как детство в глухом грузинском селе, отсидка в Бутырке «за политику», первые «рекламные креативы» в России (включая хрестоматийное «нигде кроме как в Моссельпроме», и первая в Москве частная иномарка «Рено», пригнанная поэтом аж из самого города Парижу.
Я хочу
быть понят моей страной,
а не буду понят, —
что ж,
по родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.
Все это – неважно.
А важно то, что сотни тысяч фанатов питерской группы «Сплин», подпевая композиции «Маяк», даже и не подозревают, что поют песню, написанную Сашей Васильевым на стихи Владимира Владимировича Маяковского, – так современно звучат эти стихи.
Как, в принципе, потрясающе современно звучат и все остальные большие стихи о любви, неважно, кем и когда они написаны.
«Я поэт. Этим и интересен», – честно говорил о себе сам Маяковский в блистательной автобиографии «Я сам». Все остальное – и вправду шлак и подробности.
Потому что поэты, которые продолжают оставаться интересными, не умирают. Как бы банально это и не звучало.
Такие дела.
Заметки на полях
Меня тут недавно какой-то черт в Пушкинский музей занес.
Ну, бывает. Захотелось вдруг нормального человеческого одиночества, не в толпе – а академические музеи, мне иногда кажется, именно для этого и придуманы.
Однако даже там не получилось.
Я такую толпу народа в музеях даже в советские времена во время школьных экскурсий не видел: какие-то длинноногие девицы в недопустимо коротких шортах, с этюдниками, мамаши с чадами. Японцы с фотоаппаратами.
И я – в подтверждение одного из незыблемых принципов квантовой механики.
Походил, побродил.
Потом заинтересовался одним весьма любопытным автографом середины пушкинской эпохи.
А рядом – как раз одна из мамаш с чадом разместилась. Нормальное такое чадо. С косичками.
Вот, кстати, уже давно наблюдаю один любопытнейший феномен: все больше мам стараются выглядеть ровесницами своих немного повзрослевших дочек.
И знаете, что самое интересное?
То ли современная медицина с косметологией шагнули так далеко вперед, то ли еще что, но у многих – получается!
Этим же двоим, судя по всему, удалось достичь не только внешнего, но и внутреннего единения.
– Видишь, – тычет мамаша хорошо ухоженным в целом и неплохо наманикюренным в частности пальчиком в автограф Александра Сергеевича Грибоедова на полях какой-то французской книжонки, – видишь, дочка, и в те времена тоже встречались варвары…
И уходят, одинаково покачивая одинаково тугими полупопиями.
Хороши!