Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России

Перед началом опыта актеру зачитывали список словесных ассоциаций, которые он якобы должен был запомнить. Затем его выводили в другую комнату и сажали в кресло с электродами. Испытуемый (в терминологии эксперимента – «учитель») произносил слово, а «ученик» выбирал правильную ассоциацию из четырёх вариантов. Ответ появлялся перед «учителем» на табло. В случае ошибки (а актёр ошибался намеренно по заданию Милгрэма) испытуемый должен был нажимать на кнопки генератора, наказывая «ученика» электрическим разрядом, причём с каждым неверным ответом разряд увеличивался. На самом деле электрический стул был бутафорией, но «учитель» об этом не догадывался. Более того, он вполне осознавал силу каждого удара тока – о ней свидетельствовали надписи рядом с кнопками: «слабый удар», «умеренный удар», «сильный удар», «очень сильный удар», «интенсивный удар», «крайне интенсивный удар», «опасно: труднопереносимый удар» (450 В). Хотя испытуемый не видел актёра, он слышал сильные удары в стену после разряда в 300 В, а затем переставал получать ответы на табло, но Милгрэм деловито просил его продолжать опыт и трактовать 5–10-секундное молчание как неправильный ответ. Психолог никогда не угрожал «учителю», но говорил, что ответственность за ход эксперимента, в том числе за состояние человека в комнате, несёт именно ученый. В результате 65 % испытуемых (40 человек из 26) не только дошли до «труднопереносимого удара», но и применили его трижды, после чего Милгрэм закончил опыт. Прекратили экзекуцию при первых признаках страдания «ученика» только 5 % участников. Вывод ученого оказался неутешительным: большая часть людей готова к самому изощрённому насилию, если этого требует от них высший авторитет. «Если бы в Соединённых Штатах была создана система лагерей смерти по образцу нацистской Германии, подходящий персонал для этих лагерей легко можно было бы набрать в любом американском городке», – написал он[499].

Гитлеру мастерски удалось пробудить тёмные инстинкты человеческой природы в той общности, которая заведомо основана на послушании высшему авторитету и выполнению необсуждаемых приказов, – в армии. Уже 30 марта 1941 года на том же совещании, где фюрер назвал грядущий поход «войной на уничтожение», он дал ОКВ указание подготовить специальные приказы, обеспечивающие особый характер войны. Важнейшим из них стоит считать «Распоряжение о воинской подсудности в районе операции “Барбаросса” и особых полномочиях войск», которое вывернуло наизнанку все традиционные правовые нормы. Распоряжение было принято 23 мая 1943 года в один день с директивой штаба «Ольденбург» о плане голода, что демонстрирует синхронность подготовки документов. Именно это распоряжение отменило известный юридический принцип неотвратимости наказания. В первых двух пунктах второго параграфа директивы говорилось:

• Возбуждение преследования за действия, совершённые военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок.

• При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в 1918 г., последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал-социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл[500].

Таким образом, немецким солдатам сообщили, что наказание за преступления на Востоке необязательно и существует масса причин, которые оправдают насилие над советским гражданским населением.

Марк Солонин пытается снизить значение этого факта, ссылаясь на третий параграф второго раздела директивы. «Однако даже этот вскоре отменённый, а в ряде соединений никогда и не применявшийся преступный приказ отнюдь не освобождал солдат вермахта от ответственности за самочинные расправы с гражданскими лицами и уж тем более – не призывал к грабежам и изнасилованиям», – пишет он[501].

Однако из текста самого параграфа это совершенно не следует.